Мои дорогие мальчики - страница 12

Шрифт
Интервал


– У тебя, конечно, были женщины до меня?

– Были, это громко сказано. Была.

– Долго?

– Да. Лет шесть.

– А почему ты на ней не женился?

– Я однажды сказал себе, что женюсь только тогда, когда земля закачается у меня под ногами.

Больше я никогда не задавала ему никаких вопросов, касающихся других женщин.

Утром Гена ушел домой, но осталось чувство, будто и не ушел. С тех именно пор, с той нашей первой ночи ощущение его постоянного присутствия никогда не покидало меня. Он всегда был рядом со мной, даже, когда был далеко.

Даже сейчас, когда его уже нет в живых, он здесь, рядом со мной, нежный, тонкий, справедливый и очень умный, и очень образованный, мой дорогой, удивительный, мой неповторимый, мой любимый Гена.

Люка

– Мам, нашей Люке негде жить. Бабушка выгнала ее из дома.

Большие голубые глаза Димы полны слез и смотрят на меня с мольбой и надеждой.

– Как это – выгнала?

– Просто сказала, уходи, и все!

– Вот это да! Хороша моя свекровь! В своем репертуаре. Что предлагаешь?

– Пусть Люка поживет у нас.

– Как ты себе это представляешь? У нас две комнаты, твоя и моя. Где же Люка может жить?

– Со мной, в моей комнате.

– Уверен? Но, если вдруг передумаешь, отступать будет некуда.

– Уверен, уверен! Спасибо, мамочка! Я всегда знал, что ты самая добрая!

Люка, Людмила Андреевна, Димочкина двоюродная бабушка по отцовской линии, в общем, чужой мне человек, прожила у нас дома восемь лет.

Люка, сестра моего свекра, доброго, образованного и безвольного перед своей женой человека, жила в доме своего родного брата в качестве приживалки и домработницы. Свекровь моя, властная, грубая женщина-начальник всегда бедной Люкой помыкала, неприлично на нее орала и очень не любила. Она, вообще, никого, кроме себя, не любила. Ну да Бог ей судья. Не о ней речь.

Сама Люка была покорная, бессловесная и от такой поганой жизни – злая. Никого не любила, пока не родился Димочка. Все в ее жизни изменилось, когда я принесла домой маленький комочек, смуглый, с темными волосами и вместо носа – две дырочки.

Она застыла, глядя на Диму, и больше уже не могла отойти от него ни на шаг. Я никогда не встречала такой всеобъемлющей, преданной любви к маленькому человечку. По большому счету, она и бабушкой-то была ему постольку-поскольку. Так, десятая вода на киселе. Но это не имело никакого значения. Она его любила, и все! Всю свою нерастраченную нежность и заботу Люка обратила на Димочку, и мне кое-что доставалось от этой любви только потому, что я его родила. Ну, и конечно, в благодарность за то, что приютила в нашей коммуналке.