Коварно, настойчиво, слепо
Росли, извивались, цвели,
А после кукожились, стыли,
Сорвавшись, гноились слюдой,
Плоды безграничности силы,
Вели что меня за собой.
Я мерно ходил по долинам,
Грустил на излучинах рек
И вовсе казалась недлинной
Та мера отчаянья – век.
Внимая, как остов твердыни,
Всем игрищам вод и огня,
Я знал, что величьем и ныне
Снабжает безбрежность меня.
И рая забытого кроме
Одну был научен чтить твердь,
Где счастье – в тягучей истоме,
И где неизбежностью – смерть.
Я помнил цвета постоянства,
Я видел отметины нег;
В одной лишь – постыдного чванства
Мой нимб неразумно померк.
В других – забытьи и печали —
Он жарче блистал и ясней.
Но самую странную звали
Как будто бы нежность, я с ней
Разнился лишь в скромных деталях,
Лишь парой мельчайших частиц;
Но жертвою ложных реалий
Был вынужден часто пасть ниц.
Её ненавидел я люто,
Но, двойственной сущности раб,
Искал подсознательно чуда,
Стремившись к теплу знойных лап.
Я ей обожжён был, не спорю,
Но вскормлен был всё же другой.
Не важно, к стыду что и к горю
Порыв был направлен у той.
Лишь ненависть – вечная правда,
Царица подлунных степей,
Была рождена мною; равно,
Как я был извергнутым ей.
Любовница – вечно с тобою,
Сестра моя – вечно в тебе;
Уж если владеешь судьбою,
Потворствуй же этой судьбе!