– Эх, – говорит, – Лариска в город укатила, а на иных мне смотреть нонеча охоты нету. Не кажутся они мне!
– Скажи-ка, не кажутся! – встрял тут дед Семён. – Ишь, разборчивый какой!
– А и разборчивый, – Васька грудь колесом выпятил, ровно дутыш, и важно так на деда смотрит.
– А что ж Лариска? Пошто ты, охламон, на ей не женисси?
– Вот ещё! – напыжился Васька. – Стану я молодые свои года на этакое дело переводить! Мне погулять пока охота!
– Погуля-ать… – протянул дед Семён. – Ишь, ходок какой выискался! Да разборчивый какой! А я счас тебе историйку побаю. Вот ровно про такого разборчивого, как ты. А? Как?
– Давай, дед! Давай! – стали все его упрашивать.
Скучно же на лесосеке в дождик-то мокнуть! Ну, уселись мы под навес, однакоч, бывалым делом костерок развели, самокрутки закурили, и дымок сизый так ровнёхонько на волю с-под навесу потянулся. Дед Семён за трубку принялся, крякнул и говорит:
– Ну, что жа… Парни народ глупый, что и говорить…
– Ну, ты, дед скажешь! Это девки народ глупый! – зашумели тут все, кто во что горазд.
– Цыц! – крикнул дед Семён. – Ишь ты! Ужо я вас! Знаю або, что говорю! Не пустобрёх ведь! Не емеля какая! Говорю, глупый, стало, так и есть! И через баб глупеют раз во сто! Как если он сам по себе наособицу, али с товарищами, так ничо, человек верный! А как до бабьего полу дойдёт, так и куды разум девается? Во – вопрос! Научной… – дед Семён поднял палец к небу.
– Научный! – рассмеялся тут инженер Серёгин. – Скажете тоже, дедушка! Нету такой науки, чтобы занималась этакими делами!
– А и зря, что нету. Оттого и есть дело такое наше пропащее. Ежели б знали, как уберечься от бабьего полу, то иной бы расклад на земле пошёл. А так… – дед махнул рукой.
– Да ты говори толком, дед Семён, ты на что это намёки кидашь? – зашумели парни.
– А вот, однако, послушайте!
Дед Семён затянулся как следовает из своей трубки, приосанился и начал говорить…
– Было это годков этак с десять тому назад. Леспромхоз наш тогда гремел на всю округу. Одних только почётных грамот собрали, не соврать, штук пятьдесят! Да переходное красное знамя. Соцсоревнование, оно, брат, дело не шутошное. А мы – первые в районе! И был у нас тут паря один справный, по имени Иван. Иван тот был с-под Воронежу. Сам собой красавец редкостнай: кудри золотые, глаза синие, ровно васильки. И, хоша руки крепкие и сам он таков был, что любую корабельную сосну в одиночку завалить мог, на вид притом был тот Иван совсем не кабанистый. А даже напротив – такой, ну… как обсказать… ну, – дед Семён посопел, – ну, ровно ваза стеклянная. Однаким словом – худощавой да необстоятельной. Ну, то-иссь, как сказать… Не бугай, одним словом. И росту малого. На тот рост многие налетали, и по первой всяк тянулся Ивану личность набить. Покуражиться. Но Иван в обиду не давался и Козлова Петра, кабанищу здоровенного, раз отходил для примеру от всей души. С той поры Ивана совсем задирать перестали. Среди девичьего народу Иван тоже прославился. Глаза-то синие – ух! – смотрит ими ён, окаянец, а девки так и тают, так и тают! Ровно мухи! И комсомолки, и молодки, да и мужатые крепко бабы тоже от его взгляду маненько того… Притаивали… М-да-а…