Пополнив запасы энергии от Солнца, близнецы, приблизились к ней, чтобы узнать, что произошло. Свет Аркт создал вокруг них иллюзию произошедшего, и они увидели, как спускаются в колодце, а на выходе поджидает Странник, вдруг превратившийся в сгусток темного тумана, он окутает их (вернее Аркт) и высасывает её воспоминания. Она сопротивляется, но чем сильнее сопротивляется и расходует силы, тем сильнее он вцепляется в неё, они физически чувствуют, как он проникает в самые потаенные уголки памяти. Когда силы покинули Аркт, Странник оставляет её в покое и, приняв обычную форму блуждающей планеты, улетает прочь. У неё нет сил ни вернуться домой, ни позвать на помощь, и она висит, словно её сэмплировали и бросили за ненадобностью. Гелиосы привыкли копировать, а иногда и возвращать предыдущие версии тех, кто живёт на объектах вселенной, не задумываясь каково тем, они же не помнят, что произошло с ними. Теперь они знают, что Странник скопировал их, когда они буксировали его к колодцу Пустоты, а теперь и Аркт, когда она пыталась его преследовать. Неизвестно, какие могут быть от этого последствия, а также для чего ему все эти воспоминания.
Мне повезло, что сейчас лето и погода теплая. Бросив затею с ловлей рыбы, взобравшись на крутой берег, шёл вдоль реки и собирал всё, что попадалось съедобного на пути: землянику, черёмуху, лещину, дикие яблочки, корни лопуха, из грибов только белые и сыроежки. Так прошло три дня пути. На четвертый день, уже глубоко сомневался, надо ли было отправляться в путь неизвестно куда, вместо того, чтобы обустроиться там, где жил, может и меня бы, вспомнив, забрали. Кто забрал, почему забрал – эти вопросы мучали меньше всего. Почему-то казалось, что это сработал защитный механизм планеты. Важнее сейчас было вернуться к остальным, к людям, к цивилизации. Быть Робинзоном – это не про меня.
Солнце клонилось к закату, спустившись к реке, приглядывал место, где устроиться на ночевку: вроде небольшой пещеры или углубления в береге, чтобы можно было спрятаться на случай дождя. Дорогу перегородил спуск к реке, поросший шиповником. Не помня себя от счастья, побежал к нему, чтобы убедиться, что он такой, как во сне. За ним, в нескольких десятках метров, увидел следующий, а дальше ещё и ещё. Какой же из них мой? Разозлившись, таща за собой велосипед, забрался на берег, чтобы осмотреться, может увижу избушку – она же стояла в чистом поле. Поле, вернее поля, поросшие высокой травой, кустами шиповника и небольшими рощицами черемухи, простирались, куда хватало взгляда, но избушки нигде не было. Дорог тоже не заметил, как и тропок. Передвигаясь в зарослях травы, решил, что искать больше нечего, заночую вон тут: у той раскидистой черемухи, на небольшом взгорке, в окружении кустов шиповника. Подойдя поближе, в наступающих сумерках, не веря себе, увидел, рядом с черемухой, вросшую в землю маленькую избушку. Дверь была закрыта на обычную сухую ветку, которая хрустнула, когда попытался открыть дверь, вросшую вместе с домом в землю. Пришлось откапывать её руками. Наконец она открылась, и я наощупь вошёл внутрь. Закрыв, прислонил к ней велосипед, около окна нащупал лавку, устроился на ней и заснул.