Валом вздыбленных волн промелькали
Цепи гор пред вагонным окном,
Незнакомые русские дали
Потянулись сплошным полотном.
Голубые, зелёные, синие,
Перелески, озёра, луга,
Серебристым покрытые инеем,
Разодетые пышно в снега.
Здесь теряется ширь необъятная
Сизой дымкой одетых полей.
Здесь рождалась печаль непонятная
В двадцать лет у вихрастых парней,
Что воспел с удивительной силою,
С вдохновеньем взглянув на Оку,
Паренёк из села Константинова
На холмистом крутом берегу.
Край берёз босоногих чудесный.
Гляну в степь – замирает душа,
Будто слышу ямщицкие песни,
Что певали в пути, не спеша.
Будто снова под стоны гитары
Слёзно льётся покорная грусть.
Иль под свист в самогонном угаре
Расходилась кабацкая Русь.
Нет, друзья, это пьяная вьюга
Ворвалась, завывая тоской,
К проводам, словно к струнам упругим,
Прикасаясь дрожащей рукой.
На лету бело-заячью шапку
Чуть не сбила со старого пня.
Запорошенных листьев охапку,
Как задира, швырнула в меня.
Непутёвая злюка ты, право!
Что насупила грозную бровь?
Иль по-вражьи тебе не по нраву
Беспокойная русская новь?
Лиходейка, что мечешься в злости?
Осадить бы настырность твою.
Ты сама ведь незваная гостья
В этом, мною любимом краю.
Не вопи, мы спешим не на тризну…
Иль, безродной, тебе не понять,
Что Кавказ я люблю как Отчизну,
А Россию – как русскую мать.