Я нахмурился. Вообще-то это было
нечестно: вытянуть на откровенность, а потом обругать. Но Вика
действительно была расстроена. И самое смешное, мне самому
почему-то было нехорошо после всех этих своих излияний: точно
перекурился крепких кубинских сигарет или надышался выхлопных
газов. Все вроде бы говорил правильно, главное, искренне, всерьез,
а выходило, что сказал все не так и не то. Гадкое ощущение было,
что изоврался и нахвастался, как последний пижон.
Мы допили кофе молча и вышли на
проспект. Он был совсем пуст и тих. Мы медленно зашагали к лавре.
Мне стыдно было и очень хотелось вернуть хорошее настроение.
Казалось, для этого совсем не много и надо было. Я никак не мог
понять, почему мне было стыдно. Я вспоминал свою речь и не находил
в ней изъянов, и все-таки стыдно было и хотелось оправдаться. Мы
опять остановились на площади Александра Невского, и Вика вдруг
сказала:
— Слушай, пойдем на кладбище? —
казалось, она сама изумлена тому, что предлагала.
— Романтический заскок? — я кисло
усмехнулся.
— А почему бы и нет? Кладбище — это
же реально, а, Болен?
Она потянула меня за рукав. Я
повиновался, хотя все во мне протестовало. Этот нелепый каприз
казался мне оскорбительным. К тому же я кое-что слышал про эти
места: я слышал, что на здешнем кладбище в старинных склепах
именитых фамилий России ночевали грязные, страшные бомжи, а значит,
здесь творились и ужасные скрытые злодейства. Вика, черт бы ее
побрал, только возбудилась от собственной затеи. Она уже тащила
меня в темный провал монастырских ворот и всю дорогу молола
какую-то чепуху.
— Ты боишься, Болен, боишься,
боишься? (опять Болен!)
— А я — реальна, Болен? Как погода?
Как дождь или как солнце?
— Как Ленин, — хмуро отвечал я,
невольно с робостью вглядываясь в темень. — Реальнее всех
живых.
— Ух ты, какая темень. А это что?
Мост? Ой, там кто-то стоит! Артур!
— Ну, что тебе? Это столб. Черт,
осторожнее, не цепляйся так, мне неудобно.
— А мне страшно.
— Так какого хрена...
— Нет, не страшно, просто жутковато.
Ух ты, какой забор... Держи меня. Ты сильный. Ты сильный, Артур? Ты
защитишь меня?
— От мертвецов?
— Перестань, дурак. Лучше скажи мне
комплимент. Любой.
— У тебя самые большие в мире
уши.
— Болван. Я серьезно.
— И я серьезно. И еще у тебя самый
большой в мире рот. Как у Буратино: до ушей.