Марк улыбнулся и переместился в утро, тихое и
ясное. Большую спальню заливал солнечный свет. За окнами кружил
мелкий снег, накрывая веранду мягким ковром. Всё вокруг казалось
волшебным. И со всех сторон нависали горы, придавая особую
прелесть. Марк не знал, где находится это место. Пытался вспомнить,
но тщетно. Позже пришло осознание, что это воспоминание Целано. Он
видел Фари его глазами.
А
всё-таки в Нью-Йорке было неплохо. Тихий говорок прервался
оглушительным смехом. Марк впервые пришёл на вечеринку к друзьям.
Боже милостивый! Что же они творили! Наутро никто не мог вспомнить,
где ключи от машины Бадди. Отец не орал, открыв дверь помятому
сыну. Он показательно вздохнул и ушёл в кабинет.
Марк отошёл от «Башни» всего-то,
наверно, на тридцать футов и тут же потерял ориентиры. Его окружал
туман. Холодными руками касался его волос. Обнимал. Удерживал от
неожиданных соблазнов. Марк резко обернулся и на миг ему
показалось, что рядом мелькнул знакомый образ. Но он шагнул в туман
и растаял.
Лоран фыркнул. Было неприлично
поглядывать за Целано, но что поделать. С некоторого времени он
сросся с ним воедино. Первые два дня обернулись настоящей
катастрофой для агента. Он не мог спать, не мог есть, не находил
себе места. Его разрывало от невозможности избавиться от эмиссара в
памяти. Но Пампасник оказался прав. Чужие воспоминания постепенно
исчезали. С каждым часом их становилось меньше, и они заменялись
собственными.
Странный резкий звук прервал процесс
ничегонеделания. Кто-то ковырялся с замком. Лоран лениво повернул
голову и едва не подскочил на койке, узрев вошедшего
коммандера.
— Ну, как ты тут, узник замка
Иф?
— Привет, Пампасник, — улыбнулся Марк,
усаживаясь. — Признаюсь, ты был прав. Отдохнуть мне не
мешало.
— Смотрю, тебе весело, — хмыкнул
эмиссар. — А мне пришлось разыгрывать недоумение. Сложно, между
прочим.
— Особенно когда знаешь правду, —
поддакнул Лоран.
— Именно.
Повисла пауза из категории неудобных.
Оба не понимали, чего ожидать друг от друга. Хотелось верить в
хорошее, но неожиданно реальность приобрела привычные оттенки, смыв
яркие краски.
— Марк, что ты помнишь? — наконец,
спросил Пампасник.
И на этот раз в его голосе не было даже
намёка на иронию.
Лоран задумался. Он прекрасно понял
вопрос. Только можно ли назвать воспоминаниями ускользающие моменты
чужой жизни?