остановившегося
развития. «Развитой социализм» – понятие, введенное в обиход в конце 1970-х для описания сложившейся в Восточном блоке системы. Это был намеренно сдержанный термин, как будто противопоставлявший себя воображаемому социализму, в котором теоретически могло бы найтись место для демократических институтов и свободы слова. Он отчетливо давал понять, что с социалистической мечтой покончено, что на самом деле притязания системы на «социализм» в общепринятом понимании не стоило даже воспринимать всерьез. Система, сложившаяся после 1989 года, также насаждает «развитие», не терпящее инакомыслия; если раньше последней допустимой революцией был октябрь 1917-го, теперь последнее слово за ноябрем 1989-го.
В книге «Реальный урбанизм» я наношу на карту территорию, где пространство, называемое Марком Фишером «капиталистическим реализмом», встречается с пространствами, когда-то занимаемыми «социалистическим реализмом»; фиксирую влияния, оказанные на советские пространства двумя десятилетиями новой нормализации, а также предпринимаю попытку непредвзятого анализа этих демонизированных ландшафтов, в которых зачастую оказывается куда больше красоты и уродства, нежели принято полагать. Речь в книге идет о городах, какие они есть, а не какими нам хотелось бы их видеть. О намеренно деполитизированных пространствах, пропитанных жестоким неравенством, о строгих социальных разграничениях, гнетущей нищете и зачастую чудовищной архитектуре. Я рассматриваю один смысловой уровень за другим, неизбежно натыкаясь на пространственные и физические приметы того, что и здесь был когда-то выбор, а может статься, есть и теперь. Представленная здесь часть этой работы, «На площади», посвящена местам, где в результате успешной социалистической революции родилась советская система. Местам, которые впоследствии стали ритуальными пространствами, где режимы, называвшие себя социалистическими, демонстрировали свою мощь, где в свой черед эти, а иногда и наследовавшие им режимы были низвергнуты и где по-прежнему есть потенциал для формирования чего-то нового.
Все эти невероятные просторы, на которые с непостижимой сегодня расточительностью переведено было столько потенциально прибыльной земли, не являются капиталистическими. Но и социалистическими их назовешь не всегда. Петр Великий, если судить по Невскому проспекту и Дворцовой площади, едва ли утруждал себя рассуждениями о рыночной целесообразности, производственных отношениях или необходимости принимать в расчет интересы землевладельцев, биржевиков или хозяев предприятий. Коммунистом он, конечно, не был. Как не были коммунистическими, в исходном смысле слова, и советские режимы, также пренебрегавшие подобными тонкостями. В то же время фантастическая атмосфера этих пространств обладает очарованием, далеким от хаотичного нагромождения капиталистического ландшафта. По сути, это попытка сконструировать пространство, руководствуясь скорее нуждами людей, нежели выгодой. И какими бы бесчеловечными ни казались итоги этой попытки, они дают нам возможность хотя бы приблизительно разглядеть, как могли бы выглядеть города, если бы деньги не играли определяющей роли. Результаты иногда внушают ужас и действуют как предостережение; однако многие пространства остаются неопределенными местами, допускающими различные толкования, с которыми не вполне понятно, что делать. Как со спорными территориями. Исследование этих территорий сопровождается также подробным географическим справочником по прочим элементам развитого урбанизма, как то: проспекты, здания, исторические реконструкции, постиндустриальные изменения, линия горизонта, сеть общественного транспорта, импровизационная и мемориальная составляющие. В конечном итоге должна сложиться фрагментарная, неоднородная картина фрагментарного, неоднородного ландшафта.