Османские же султаны прославились своей исключительной ленью на
ниве любви. Большинство жен в стамбульском дворце никогда не
попадали на султанское ложе и использовались исключительно как
служанки для уборки покоев.
Султан вообще принимал жен только 52 раза в году, в вечер
пятницы. Трудился как бык-производитель. И уделял свое внимание
только двум десяткам фавориток. Из которых, как правило, две
основные спорили за право называться "любимой женой". И съедали
большую часть султанского времени, выделенного для любви. Остальные
фаворитки попадали в койку Повелителя Правоверных лишь
эпизодически. Раз в пару лет. Поэтому детей мужского пола султан
имел не больше полудюжины.
Когда старый султан умирал, то самый прыткий из его сыновей
всходил на трон, а остальных уничтожали за ненадобностью. Если
старый султан правил достаточно долго, то уничтожать приходилось и
"лишних" внуков. Бежать было бесполезно.
Ибо султаны платили за беглецов такой огромный выкуп, что даже
пингвины из Антарктиды притащили бы "живой товар" в обмен на
деньги. Шах-заде ( султанского сына) Баязета с детьми выдали из
шиитской Персии, а шах-заде Джема - из католического Рима. Больно
уж деньги за них предлагали хорошие.
Так что Негулеску предстояло объяснить изумленным зрителям
откуда взялся "внеплановый" претендент из рода Османа. Кандидат на
пост "Самого главного Бабая". И румын это сделал. Легенду мы в
результате "мозгового штурма" уже продумали.
- Великий султан Мехмед Фатих (Завоеватель), Повелитель всех
четырех сторон света, захватил для поклонников пророка
Константинополь - Мать всех городов, - начал свое объяснение
Негулеску. - У султана была одна черкесская наложница, которая
подарила ему сына. Когда Мехмет умер, то янычары пришли убить
наследника. Но пользуясь тем, что среди янычар были преданные
наложнице черкесы, удалось подменить мальчика. Вместо сына Мехмеда
убили ребенка простого раба. А спасенного шах-заде Ахмеда черкесы
тайно вывезли в Персию.
Народ восхищенно загомонил, восхищенный закрученным сюжетом
этого устного сериала. На лице простодушных крестьян застыла
блаженная улыбка. Они развесили уши, словно бы услышали небесную
симфонию. А вдохновленный теплой реакцией публики, румын продолжал
вещать как по нотам, размахивая верхними конечностями: