Четыре.
Всё это проносится в голове за долю секунды, и я
срываю с пояса последнюю гранату.
Три.
На очередном вдохе моя рука с зажатой склянкой
почти по локоть исчезает во рту эльфа. Заталкиваю её туда с бешенным усилием.
Два.
Чувствую, как рвутся жгуты жевательных мышц, как
хрустит его челюстной сустав. Рот не должен открываться так широко, но сейчас
он распахивается до предела. И гораздо дальше.
Большой палец протыкает крышку Вязкой смеси Слоштризы.
Один.
Это похоже на срабатывание огнетушителя. С диким шипением
из самых недр ублюдка прёт огромная масса зелёной пены. Выдёргиваю руку почти
сразу, и всё равно еле успеваю опередить липкий коктейль. Он намертво сцепляет
глотку, лёгкие и рот Истраля. Вываливается клочьями из носа, глаз и ушей дроу.
Каст прекращается.
И впервые я не слышу сиплого дыхания моего врага.
Почему
сейчас ракшас уступил? Хотел своими глазами увидеть смерть Разумного?
Любопытство? Или признал моё право добить своего врага?
У меня нет ответа, а контроль над телом снова
ускользает из моих рук. Поэтому я мягко подталкиваю демона к одной из
способностей.
Меч взлетает вверх, и Потрошением вонзается
сбоку в шею эльфа.
Тот вздрагивает. Медлительно и неловко пытается
вскинуть кисть, но меч снова и снова врубается в плоть. Я теряю счёт количеству
ударов. Рука Истраля падает вдоль тела. Кожа дроу начинает рваться под
собственным весом. Расходятся мышцы. Клинок уже вгрызается в хребет. И, наконец,
тот трескается. В руках демона… в моих руках остаётся голова заклятого врага.
***
В
голове Фурии стыд от того, что подставила друзей, боролся с ненавистью к
бандитам. Поквитаться с ней решили, твари, да? Ну что ж, вперёд. У
неё хватит стали на всех!
Мало
того, что дурь толкали несчастным жителям, так ещё решили, что могут
преследовать тех, кто им дорогу перешёл. Твари! Видела она барыг ещё в
той своей жизни. И тех, кому не повезло подсесть на их отраву. В уплотнитель
мусора сбросила бы всех этих торговцев смертью ещё живыми.
«Понимаю тебя,
цыплёнок. Яд этих мерзавцев принёс много бед и моему родному краю. В Гаэрта́ни
тысячи человеческих судеб было сломано по вине подобных этому паскуднику».
Голос
Ансельма привычно раздался в её голове, приглушая огонь ненависти.
Надерём его пернатую
задницу? — хмыкнула орчанка.