— А ты чё, не? — однажды разочарованно спросил он. — Шварх, ну как так-то? Я ж стараюсь. Что ты холодная, как глыба-то, а?
…Никогда не врите цваргу об эмоциях.
В следующий раз я попыталась симулировать наслаждение. Ох, лучше бы я этого никогда не делала! Когда Морис раскусил меня, он взбесился так, что разнёс в щепки половину спальни и лестницу, разбудил детей, а под утро и вовсе улетел из дома, хотя наступил выходной. Вернулся муж лишь через двое суток: снова в стельку пьяный, но на этот раз благоухающий сладкими женскими духами, в помятом костюме и с отпечатками карминовой помады на вороте рубашки.
— Это всё ты виновата! Это от тебя вечно воняет, вот я и вынужден ходить по всякой швали! — заплетающимся языком бормотал Морис, пока я пыталась уложить его на диван на первом этаже, чтобы не перебудил мальчишек.
Стыдно признаться, но увидев супруга в таком состоянии, я впервые почувствовала облегчение, потому что знала: ближайшие месяц-два он будет в хорошем расположении духа, не будет ссор по идиотским поводам, никто не будет мотать нервы — я смогу вздохнуть свободно.
Может быть, тогда любовь между нами окончательно умерла? Не знаю.
Загулы мужа участились, он будто ждал моей реакции на походы налево, а я молчала. Через какое-то время Морис и вовсе потерял остатки совести, приведя красотку домой. Ланс, только-только начавший говорить, тут же поинтересовался:
— Мам, а кто эта тётя?
— Папина подруга, — соврала я, не представляя, что ещё можно сказать трёхлетнему ребёнку, который случайно столкнулся с полуголой девицей прямо в коридоре.
— А почему она пришла ночью? — удивился сын.
— Они решали важную задачу по работе.
В следующий раз, когда под окном запарковался флаер мужа, я взяла мальчишек за руки и провела три часа в саду на качелях, чтобы только они больше не увидели очередную «подругу» папы и не начали расспрашивать, что она делает у нас дома.
Как и когда влюблённость в мужа трансформировалась в безразличие, отчуждение, а затем и в банальное в отвращение? У меня не было ответа.
Дверь в спальню скрипнула, но я не подняла взгляда, прекрасно зная, что это муж. Ноздрей коснулся отвратительный запах перегара. Я поморщилась.
«Зачем он так напивается?»
Морис молча приблизился и толкнул меня на кровать, навалившись каменной плитой сверху. Он стремительно, словно ураган, начал слюнявить губы, потом спустился ниже, на шею и ключицы. По ощущениям это было похоже на прикосновения склизких щупалец: так противно, что я невольно закрыла глаза.