Но с нами это бессмысленно. Слишком сильна тяга.
— Уже не боишься? — ухмыляюсь. — В прошлый раз дрожала, как осиновый лист.
— Мне здесь нравится, — улыбается Машенька, а меня тащит от неё.
Разбираюсь с камином, стягиваю футболку. Когда мой зверь на грани, я начинаю в буквальном смысле гореть. Но хочу проверить одну теорию. В отличие от Дэна, который отчаянно сдерживает зверюгу, я готов подотпустить поводья.
— Уже не мерзнешь? — глазами липну к торчащим соскам нашей гостьи. — Я рад, что тебе здесь нравится. Не хватает женской руки.
— Я в гостях, — лапочка кусает губки, моя башня окончательно съезжает.
— Оставайся... — прижимаю её к себе, провожу указательным пальцем по нежным губам, — мы тебе рады, Ма-шень-ка.
Ей нравится, как я смакую её имя. Вижу, что девочка готова заурчать. И я вместе с ней.
— Ну, чем займемся пока ждем нашу кесадилью? — трусь щекой о личико Машеньки. — Может, пошалим, м?
Глажу её бедро, поднимаюсь выше. Девочка шумно выдыхает, её сосочки рвут майку. Супер! Мне это очень по душе! И моему медведю.
— Дима... нет... — останавливает мою руку, когда я пытаюсь забраться к ней в шортики, — не надо... не сегодня, ладно?
— У тебя месячные? — спрашиваю её. — Ты поэтому так стесняешься, не хотела ехать к нам? Отталкиваешь?
— Угу, — она краснеет, но я не намерен отступать, — откуда ты...
— Сложил два и два, — убираю прядь светлых волос со лба Машеньки, — у тебя болит живот, ты нас к себе не подпускаешь. Стесняешься, прячешься. Это не стыдно, малышка. Просто говори, как есть и всё. Все мы люди.
Ухмыляюсь. Забыл добавить, что запах девочки изменился из-за этого. Мы не можем её оплодотворить. Природа предусмотрела механизм отпугивания. Но ведь в этом нет ничего постыдного!
Злюсь. Тело есть тело. Физиологические процессы нормальны. Но такие люди. С самого детства им внушают, что секс — это грязно.
Что месячные у женщин нужно скрывать, прятать средства гигиены. Это смешно.
— Мне нужно в уборную, — бормочет девочка.
— Иди, — отпускаю её, — не стесняйся нас, пожалуйста. В этом нет ничего стыдного.
Она уходит, а я смотрю на огонь. От Маши остался лёгкий сладкий шлейф. Ловлю носом остаточный аромат своей самки. Это точно она... моя истинная. Почему нет метки?
У Ярцева и Вересова она вылезла прям сразу, как пара появилась в их жизни. Размышляю. Рычу себе под нос.