На звук лая из самой большой палатки
выглянула тётушка Лизорри
- Иди сюда, Шелль, — чересчур ласково
сказала она, — есть разговор.
Войдя в палатку, первым делом я
обратила внимание на чрезвычайно унылую рожу дядюшки Дормирона. То
ли сам нашёл дорогу в родные пенаты, то ли чуткое сердце жены
подсказало, где искать блудного мужа, а её практичный разум
потребовал, не откладывая на потом, устроить небольшой
показательный скандальчик. Мужа нужно держать в строгости, лишь
изредка позволяя ему насладится глотком свободы. Эту простую
заповедь тётушка Лизорри свято блюла.
- Садись, девочка, — по-прежнему
мягко продолжила она беседу со мной, — даже не знаю, с чего
начать...
Я не то чтобы испугалась, но моё
приподнятое настроение со свистом вылетело в приоткрытую дверь
палатки и отправилось искать себе другое подходящее место
жительство.
- Дурак этот старый в этот раз
остатки мозгов пропил, — гневно зыркнув на мужа, вздохнула моя
собеседница.
Дядюшка Дормирон печально взирал из
под насупленных бровей, но молчал, не смея оправдываться. Видимо, и
впрямь отличился.
- Проиграл он тебя, Шелль, в карты
проиграл! Как последний кретин. Я уже ходила к тому, кто тебя
выиграл, пыталась договориться, чтобы взял деньгами, да не вышло.
Оно и понятно, он не просто так за стол с моим дурнем садился,
знал, на что шёл. Ты не бойся, для тебя-то это может и к лучшему.
Выиграл то тебя ни кто-нибудь, а владелец столичного театра. Так
что ты не пропадёшь, а вот нам то без метаморфа деньгу зашибать
посложнее будет.
Ну да, тётушка Лизорри, при всей её
заботе и добром отношении ко мне, всё же оставалась практиком.
Единственное, что её интересовало — это благополучие театра. И
потерю метаморфа она оплакивала вовсе не потому, что станет скучать
по непутевой Шелль, а лишь оттого, что выручка в ближайшее время
предсказуемо упадет. Всё же я была до сегодняшнего момента самым
выгодным приобретением дядюшка Дормирона, хотя он сам же это
полезное приобретение и спустил в одном из столичных притонов,
соблазнившись на заманчивое предложение незнакомцев «перекинуться в
картишки по-маленькой».
Наш неказистый провинциальный театрик
внезапно привлек внимание столичной публики, и не только.
Оказалось, антрепренёры на протяжении всего фестиваля подкатывали к
нашему директору с заманчивыми инициативами, на которые он на
трезвую голову, естественно, не соглашался. Директор столичного
театра оказался умнее всех. Дождавшись, когда дядюшка Дормирон
дойдет до нужной кондиции в одном из местных кабаков, он вежливо
предложил испытать удачу за карточным столом. Эх, не просто так он
это предложил. Явно знал о слабостях моего уже бывшего опекуна.
Итог закономерен: проиграв имеющиеся с собой деньги, дядюшка
Дормирон покорно согласился поставить на кон меня. Да, официально я
не являлась его собственностью, а лишь находилась под его опекой,
но, как я уже говорила, опеку можно передать кому угодно, а мне ещё
целый год до совершеннолетия. Да и денег на собственный выкуп я не
скопила. Наивная Шелль. Мне так хорошо и привольно жилось под
крылом бродячей театральной труппы, что я вовсе не планировала её
покидать и все свои скудные заработки тратила на разные мелочи, в
основном бумажного характера. Впрочем, копить там было особо и не с
чего.