Смеркалось стремительно. Темнота накатывала, окружая со всех
сторон. Редкие фонари, горящие через раз и даже реже, не помогали.
Но ему это никогда не мешало. Нужное окно оказалось открытым. Ни
решеток, ни людей на балконах. Все как вымерли. Хотя до этого им
явно еще рановато. Упереться ногой в стену, ухватиться за раму,
подтянуться и спрыгнуть вниз. Несколько секунд и все, на
месте.
Такие места Мрак любит особенно сильно. Тут люди не слабее,
чем другие, они просто пустые. Что зальешь внутрь, то и станет
перекатываться по венам и артериям, мешая стылую кровь с черным
ядом, не дающим покоя даже после смерти. А уж обратить внимание на
соседей, какое-то ведущих себя странно? Отбросьте сомнения, тут так
не принято, тут живут по-людски. А по-людски, значит, не суй свой
нос в чужие дела.
Тогда, после рухнувшей второй раз за сто лет империи, Мрак
расползался повсюду, бежал, как хороший спринтер, занося заразу
везде. Мрак пах узнаваемо всем и каждому, только никто не думал,
что может случиться на самом деле.
Зло пахло не только шипящим воском черных свечей или
выпотрошенным телом, разложенным между лучей пентаграммы,
нарисованной на драном линолеуме порой даже губной помадой. О, нет,
зло тогда как только не пахло. Хотя главной нотой была кислая.
Ханку, самую стремную дрянь из опиатов, продавали повсюду.
Никто даже и не прятался, а зачем? Менты все знают, тюрем на всех
не напасешься, а к торчкам соваться – себя не любить. У них же с
башкой не в порядке.
Варили дрянь, году к девяносто пятому, порой прямо в
подъездах, особо не церемонясь. Газеты, кружка, зажигалка. Кислая
вонь ангидрита, проба, типа одноразовый самовар на всех… Вась, ты
не болеешь? Неа… На, загони по вене, братишка, ща приход будет.
Именно, вот ведь, приход. Водка не вштыривала, хотелось чего-то
большего, а таким они всегда рады. Всегда и везде.
- Слышь, Лысый, есть чо?
- Ну… мне самому там… куб…
- Лысый, давай по-братски, пополам, а?
Пробовали все по-разному, от возраста не зависело. Совсем
никак. Велись на дурное «ты чо, с первого раза никто не садится, не
привыкает… не пацан что ли?». Человек превращался в животное за
год. Некоторые раньше. К Девяносто шестому всем, даже
самым-пресамым маминым отличницам сразу бросались в глаза четкие и
явные приметы.