Мы остались с Морозовым
вдвоём. Он, закинув ноги на стол, сказал:
– Ну, ты тоже можешь идти.
Завтра утром приходи на Трубную улицу, во второй дом. Постучись и
скажи, что пришёл "за зубами".
Мы с Феликсом шли в
направлении конторы, слегка шаркая по каменной мостовой, и
обсуждали произошедшее:
– То есть, они повязаны в
каком-то общем деле? При чём все трое? – спросил я.
– Да. И меня в это что-то тоже
собрались подвязать. Если я конечно поработаю на этого
"бутлегера".
– Корчемника.
– Какая разница?
– Это русское слово, а кроме
того, оно его бесит. Так что лучше использовать его.
– Ну ладно, если я поработаю
на этого корчемника, то, возможно, узнаю больше как связан
Синдикат, та секта Иштвана Великого и бывшая эсерка. Хотя, если
честно, ума не приложу что может их объединять.
– Контрреволюционность? –
койот посмотрел на меня скептически.
– После того, что агенты
охранки сделали с товарищами Марии?
– И то верно. Кажется, что у
этой пани уж точно должен быть зуб на монархистов. Неужели можно
НАСТОЛЬКО не любить большевиков?
– У меня есть ощущение, что
дело тут в чём-то совершенно ином. И нам ещё предстоит выяснить в
чём именно. Но как ты думаешь, Мария могла убить
профессора?
– Зачем ей это делать? Какой у
неё мотив?
– Ну, эти двое обсуждали, что
Матвей, возможно, с нами сотрудничал. И наша общая подруга
поклялась его убить.
– А поскольку Шариков
действительно был нашим кротом...
– Да, я о том же.
– Но и с того процарского
ублюдка это не снимает обвинений.
– За то, кажется, снимает их с
Матфея. Не уверен, что его ещё можно отпустить, но он то точно не
приложил лапы к убийству.
– То есть, ты предполагаешь,
что его в теории всё же можно отпустить. Я просто напомню тебе, что
он черносотенец и организатор секты. Его только отпусти за порог и
он начнёт разлагать общество и устраивать еврейские
погромы.
– Его взгляды не говорят о
том, что он плохой человек. Может, он просто запутался? Мы должны
исправлять преступников, а не стрелять всех без разбора.
– Ты думаешь, что человек с
такими взглядами может исправиться?
– Я думаю, что это возможно.
То, что он сейчас ограничен своей глупостью ещё не значит, что мы
не можем ему показать всех прелестей советской власти.
– Знаешь, я думаю, что такие
люди не достойны прелестей советской власти, разве что, если не
иметь в виду под прелестями красный террор. Классовые враги, знаешь
ли, не меняются. Нельзя быть с ними нежными.