Я заговорил и больше часа рассказывал ей про Ниаттис. Про свою жизнь. Про Седонию
и друзей, которых я потерял. Про магию и войну, победы и поражения, отступления
и засады, разрушенные города и страшные жертвы среди мирного населения.
Мне давно хотелось с кем-то поделиться этим, а в её лице я обрёл внимательного
слушателя. Поначалу она, конечно, не поверила мне. Но чем дольше я говорил, тем
сильнее менялось её лицо. Возникший в руке Лазарь, материализовавшийся Бастион —
всё это окончательно убедило её в правдивости моих слов.
А потом говорила она. Долго. Нескладно. С трудом подбирая слова, чтобы описать
перенесённые ужасы. Говорила о страхе и безнадёге. О жестокости и равнодушии. Об
ощущении тотального и беспросветного мрака, который поглотил её, надолго высушив
эмоции.
Много раз Леся срывалась в слёзы, начинала задыхаться, обхватывала себя руками,
и мне приходилось прижимать её к себе.
Слушать её рассказ было одной из самых тяжёлых вещей, которых мне пришлось перенести
в своей жизни. Потому что она была моей сестрой. Последним близким человеком, оставшимся
у меня в этом мире. И я подвёл её. Не защитил. Не был рядом, когда она нуждалась
во мне.
Говоря о своём прошлом, Леся бросала взгляды на окно и на то, что лежало за
его пределами. И это мне не понравилось ещё больше. Потому что так дайвер с разряженным
баллоном смотрит на далёкую поверхность, зная, что за ней лежит спасение.
В самую тяжёлую минуту не у каждого из нас могут найтись силы, чтобы жить дальше.
А я не хотел, чтобы люди Ахмеда достали её, отняли её жизнь, даже из своего, наверняка,
проклятого посмертия.
— Я хочу забыть. Забыть… — охрипшим
голосом прошептала Леська. — Не видеть их лица. Не слышать криков других девчонок.
— Я могу помочь, если ты позволишь,
— ответил я.
— Как? — встрепенулась она.
Я зажёг на руке мягкий огонёк Вспышки.
— Есть заклинание, которое Арбитры
используют, чтобы помочь жертвам ужасного насилия. Тем, чья психика иначе не сможет
восстановиться. Оно накроет твои воспоминания, — я сбился, пытаясь подобрать слова,
— завесой. Ты не забудешь всё пережитое окончательно, но сотрутся детали. События
будут казаться настолько далёкими, словно прошли десятки лет. Тогда…
— ДА! — резко вскрикнула она, даже
не дослушав. — Пожалуйста!
Прикосновение забвениябыло опасным заклинанием, потому что человеческий разум — штука тонкая. Хрупкая.
Однако я видел, что ей действительно нужно избавление от страшных картин прошлого.
Иначе я потеряю её вновь. Через день или через неделю, но слишком велик шанс, что
она не сможет вынести это неподъёмное давление.