— Хорошо.
Осмотрев документы, я расплатился и уже направился к лестнице, когда меня догнал
вопрос:
— А вас клубничка не интересует?
У меня есть много настоящих шедевров для ценителей.
Поморщившись, я сделал ещё шаг, но Пикассо не унимался:
— Есть модели постарше, есть совсеммолоденькие.
Я замер.
— О, как чувствовал. У меня отличный
архив. Всё свежее, уникальное. Такого в интернете не найдёте.
Обернувшись, я уже другими глазами изучил задрипанный диван, камеру и лысеющую
гниду.
— Фото? Видео? Что нуж… — он поймал
мой взгляд и осёкся. — Мужик, ты чего? Стой. Погоди, ты не понял. Стой! СТОЙ! АААА!
Поднимаясь по лестнице, я вытирал руки ветошью и морщился. Не из жалости к Пикассо,
а потому что снова не сдержался. Потому что мог наследить. Подставить сестру, если
уж не себя. Она встретила меня испуганным взглядом.
— Всё в порядке, — твёрдо произнёс
я, не дожидаясь вопроса.
— Где «в порядке», Матвей? — торопливо
зачастила Леся. — Ты что с ним сделал? Почему?!
— Не задавай вопросы, на которые
ты не хочешь узнать ответы, — беря её под локоть, сказал я.
Сестра отстранилась и подавленно всхлипнула.
— Господи, что они с тобой сотворили?..
В этом твоём Ниаттисе.
Я замер, обдумывая её слова.
— Моя участь была легче, чем у
тех девочек.
— Каких? — не поняла она.
Поймав её взгляд, я медленно проговорил:
— У него весь подвал забит дисками
и альбомами. В каждом десятки страниц. В каждом десятки маленьких лиц, которые не
понимают, что с ними делают и почему. Он не просто продавал их страдания. Он лично причинял их, — с каждым
словом гнев во мне разгорался всё сильнее, — снимал их, создавал их! Понимаешь?
Теперь понимаешь?
Леся прижала ладонь к лицу и отчаянно закивала.
— Прости… — выдохнула она.
Колокольчик вновь звякнул, и мы покинули это место.
***
Никитин толком не спал уже больше двух суток.
Вначале налёт на бордель. Почти десяток трупов. Потом резня на аэродроме и взорванный самолёт. Тел столько, что хватит забить
фуру. Даже его крепкая психика, повидавшая много чего на своём веку, отшатнулась
в омерзении, когда следователь нашёл кастрированное тело с выпущенными кишками.
И хотя обладатель этих самых кишок при жизни изрядно замарался, а иных у Ахмеда не имелось, всё же умер Крестовский Владимир Иванович
плохо. Впрочем, не лучше Горевого Александра Григорьевича. Многочисленные переломы,
сквозное колющее ранение, ставшее фатальным.