Вместо пития чая, посетитель глаголил
громко, едва не брызжа слюной и размахивая руками, стараясь убедить
своего визави в собственной правоте:
- Еще раз повторяю, Ваша Милость, не
мог мой Андрюха сбрендить до такой степени, чтобы начать палить по
своим дружкам! Ну а чтобы себе в башку выстрелить и вовсе речи быть
не может. Тут что-то другое… не знаю, что именно, но отцовское
сердце буквально стенает, де, не все с этим так однозначно. Это я
понял, как только увидал свою кровиночку мертвым. Сразу же, чтобы
след, значица, не остыл, я тут же помчался в Тобольск, благо слух о
вашем великом мастерстве чародея, ажно по всей Западной Сибири и за
её пределами ходит. Так что, Евграф Евграфыч, не откажите в услуге,
а я уж не поскуплюсь.
Глубоко опечаленный нелепой смертью
сына Василий Николаевич Саврасов, крепкий мужчина среднего роста
лет пятидесяти с небольшим гаком, нервически затряс своей
окладистой бородищей, при этом был готов едва ли не на колени
упасть, даже по полу распластаться перед медиумом. Однако Евграф
Евграфович Заболоцкий-Рюмин не позволил свершиться подобному
непотребству, чай не забитый пейзанин перед ним, а весьма уважаемый
человек, главное, вполне платежеспособный – это он буквально своим
чутким нутром ощущал, поскольку чародей, высокой квалификации. Маг
подскочил к старосте Дубков и, приобняв за плечи, усадил на диван,
сам же присел рядышком. Дождавшись, когда визитер успокоится, задал
вопрос, несмотря на то, что ответ был ему фактически известен:
- Таки, что вы от меня хотите?
- Ну, дык, чтобы Ваше Магичество
собственными глазами взглянули на то самое место, где столь нелепо
помер мой Андрюха. – При упоминании о гибели любимого сына из горла
опечаленного отца раздался едва ли не звериный рык, поскольку тот
до сих пор не мог принять произошедшее как данность. К тому же,
неугомонная чуйка Василия Николаевича Саврасова подсказывала ему,
что не все в этом деле столь явно и бесспорно. Прибывшие на место
страшной бойни следователи из жандармского управления, скорее
всего, отнесутся к случившемуся формально. А разбитое в хлам сердце
несчастного родителя буквально требовало отмщения. Успокоившись
немного, староста продолжил: - Покамест, значица, след не остыл.
Понимаете, душа не приемлет на веру, что там все так просто. А я уж
не поскуплюсь, целковых двести готов заплатить за услугу.