Черт… Я в заднице.
— Готти любит, когда ему заглатывают по гланды, — чей-то голос доносится как сквозь слой ваты, а потом в мои щеки впиваются грубые пальцы. — Папочка ведь научил тебя этому?
— Он научил меня отгрызать члены таким ублюдкам как вы!
Заткнись, Мерф, заткнись! Боже, я ненавижу свой характер. Но уж лучше сдохнуть.
— Угрожаешь? Нам? Парни, а она забавная, — все втроем начинают ржать. Чудовищно и мерзко.
— Отвалите от меня! Пошли к черту, ублюдки! — дергаюсь изо всех сил, но ни черта не выходит. Часто дышу, не желая принимать такой исход. Я не сдамся без боя. Не сдамся. И при следующей попытке выбраться я с точностью хирурга ударяю мужчине, державшему мое лицо в жесткой хватке, прямо между ног.
— Блядь! — урод с животным рычанием сгибается пополам и болезненно стонет.
В следующее мгновение мужчина, стоящий позади, хватает меня за волосы и натягивает их до ярких вспышек в глазах.
— А я смотрю, у нас тут боец, — хрипит он низким противным голосом. — Люблю бешеных сучек. Готовься, я трахну тебя первым, — проводит мне языком по щеке, и меня передергивает.
— Нет! Отпустите! — сдавленно вылетает из моей груди. — И я обещаю, что вас никто не тронет! Даю слово!
Вмиг вокруг все заполняет мужской гогот, а потом возле уха вновь раздается до омерзения мягкий голос:
— В данный момент большая вероятность того, что мы тебя тронем, малышка.
— Мразь, — едва не ору я и, сжав руку в кулак, заряжаю ему прямо по лицу. Господи, они точно убьют меня. Но лучше так, чем я окажусь нанизанной на их членах, как кусок мясо на трех шампурах.
— Сука! — его хватка становится жестче, и я не могу сдержать болезненного стона. — Снимайте с нее штаны, — рявкает он двум другим, видимо, являясь главным среди них.
Но, не дожидаясь своих приятелей, он грубым движением срывает пуговицу на джинсах, а спустя мгновение еще четыре руки помогают освободить мои ноги от защищающей меня одежды. И этих ублюдков нисколько не останавливают мои жалкие брыкания. Рывок — и промежность обдает холодом.
Дыхание сбивается. Проклятье… Если выживу — найду каждого и отстрелю их жалкие члены.
Приближение неминуемого вынуждает тело окаменеть. Я даже не осознаю, что начинаю плакать. Но из последних сил делаю глубокий вдох и кричу во все горло:
— Помогите! Прошу! Помогите! Пожалуйста! Господи! Отпустите!