– В логово Упырей и Жаб. Темный и страшный мир, о котором я не
имею ровным счетом никакого представления. – Я пожал плечами. – А
вы? Неужели никто не проводил никаких исследований, когда все это
началось? Университет, академия наук?..
– Полагаю, проводили. Отец говорил, что отправлял в Прорывы семь
экспедиций. Не только естествоиспытателей, но и Владеющих, и солдат
с пулеметами… – Цесаревич поджал губы и отвел взгляд. – Вернулась
только одна.
– И что они здесь нашли? – Я тут же навострил уши. – Вам
рассказывали?
– Нет. Во всяком случае, уж точно не больше вашего, Владимир
Петрович. Отец не любил вспоминать об этом. Командир отряда и
ученые докладывали ему лично, и с тех пор не было даже разговоров.
– Цесаревич мрачно усмехнулся. – А городовым и солдатам
строго-настрого запретили даже приближаться к Прорывам. Капелланы
просто зашивают их, и все.
– Вот как? – Я на мгновение задумался. – А гражданские?
– Наверняка убеждены, что с той стороны… то есть здесь,
находится преисподняя. И вряд ли хоть кому-то захочется
проверять.
Я не слишком-то удивился. После революции в России было не
принято говорить ни о черте, ни о боге, поэтому советский человек
ничуть не боялся их обоих. И наверняка нашлись бы и отчаянные
смельчаки-добровольцы, и многомудрые рационализаторы, выступающие
за незамедлительного покорение просторов иномирья. А даже если нет
– такой джинн, однажды вырвавшись из бутылки, вряд ли пожелал бы
возвращаться обратно.
Но здесь… то есть, там, в одна тысяча девятьсот девятом, запрет
наверняка сработал. И работает до сих пор – особенно пока Прорывы
зорко стерегут солдаты и на скорую руку штопают бравые георгиевские
капелланы. А суеверные граждане уж точно предпочтут отсидеться
дома, чем задаваться вопросами в духе “а что же все-таки
ТАМ?..”
Царь-батюшка сказал нельзя – значит, нельзя.
– Преисподняя?.. Надо сказать, весьма похоже, – буркнул я. – Но
раз уж мы здесь – предлагаю немного осмотреться…. Вдруг получится
отыскать Прорыв и вылезти обратно?
– Почему бы и нет. – Цесаревич зашагал было дальше по коридору –
и вдруг, развернувшись, схватил меня за рукав. – Тихо… Вы слышите?!
Это…
Нет, я ничего не слышал. Вообще ничего – только наблюдал, как
его высочество забавно открывает рот. Весь доступный мне мне
диапазон занял странный и жутковатый звук, от которого снова мелко
затряслись пол со стенами. Только на этот раз это больше напоминало
не вибрацию или невнятный гул, а именно голос, этакий хтонический
бас-профундо, который могли выдать только колоссального объема
легкие и связки толщиной со стальной канат.