Улица… она была довольно оживленной, а еще стала намного шире, по ней, цокая
подковами, низкорослые лошадки катили за собой телеги и подводы. Вместо
утрамбованной до состояния камня земли дорога стала вымощена брусчаткой.
Высокие, с облупившейся краской заборы исчезли, теперь небольшие, аккуратные
домики взирали оконными проемами на спешащих куда-то, странно одетых людей…
— Корнелия?! — старческий, немного шамкающий голос, раздавшийся справа,
будто оглушающий раскат грома, прервал мои лихорадочные мысли.
— Эмилия, — представилась, с удивлением взглянув на невысокую старушку в
необычном наряде.
— Чего это я? Конечно, Корнелия, поди, такая же дряхлая старуха, как и я, —
сипло рассмеялась женщина, — ты, видно, внучка ее, насовсем вернулась
или так?
— Ага, — рассеянно кивнула, проводив изумленным взглядом гарцующего на
длинноногой лошадке мужчину в шляпе с пером и вверх завитыми кончиками усов,
как у Д’Артаньяна.
Сбежать от агрессивно
любопытной старушки удалось не сразу. Мадам Паула оказалась очень настойчивой и
прилипчивой, словно репей. Она в буквальном смысле вцепилась в меня своей
сухонькой, но удивительно крепкой рукой, и не отпускала, выспрашивая о моей
бабуле.
Односложно
отвечая, всё ещё пребывая в прострации от всего происходящего, я с большим
трудом отвязалась от вредной особы и рванула туда, где когда-то был наш дачный
домик.
Во дворе за
время моего отсутствия ничего не изменилось. Все так же стоял баллон, возле
него валялись лопаты, мотыги и грабли, пакетики с семенами ветер уволок к
заросшей сорняком клумбе. Из пакетов с продуктами выкатились колбаса и буханка
хлеба. А тыквы своими оранжевыми боками напомнили мне, что когда-то это была
моя любимая машинка.
— И что
теперь делать и как вернуться? — пробормотала я, обессиленно опускаясь на самую
большую тыкву, и с тоской огляделась, — и что за чертовщина вообще произошла?
Мне,
естественно, никто не ответил, лишь сорока, проскакав по потемневшему от
времени дощатому забору, будто насмехаясь, звонко рассмеялась. А в двухэтажном
доме, сложенном из серого камня и частично увитом плющом, противно скрипнула
свисающая с петель ставня.
— Не смешно,
— сердито буркнула на радостную нахалку, которая продолжала, перепрыгивая через
столбы, скакать по забору. Я отложила в сторону секатор и, взяв с дорожки
лопату, нерешительно поднялась.