― А хочешь, Денис, я сама скажу тебе правду? Скажу, чего ты хочешь на самом деле, но боишься себе признаться.
― Ты ни черта не знаешь, чтобы говорить обо мне хоть что-то.
Я хохотнула на его слова, и присела на шезлонг, чтобы снова не завалиться на этого оленя. Принялась вытирать волосы.
― Конечно, Денис, я ничего о тебе не знаю. Я же не рыла на тебя информацию, как это сделал ты! И я почему-то не говорю тебе, что ты скрыл от меня свое прошлое. А все просто. Невозможно рассказывать о своей жизни человеку, которого практически не знаешь! Но ты почему-то решил, что я солгала. Так вот знай! Ты просто влюбился в меня и боишься признаться в этом не то что мне! А себе даже! Ты трус, Субботин, и эгоист. А ведь там, в воде, я снова хотела вернуть тебе звание Бэтмена, а вот тебе, Желтопуз, − я показала ему фигу и, сложив руки на груди, отвернулась от него.
Между нами наступило молчание. Казалось, что Денису больше нечего будет сказать, но минут через семь поняла, что ошиблась. Он начал кряхтеть.
― Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я пока не понимаю, почему меня к тебе так тянет, но меня нахрен раздражает, что ты улыбаешься другим мужикам.
― А мне это нравится. Нравиться улыбаться им, потому что своего нет, потому что дарят цветы другие, потому и улыбаюсь. Разве нормальной женщине не будет приятно мужское внимание? Или думаешь, я тащусь от твоего хамства и оскорблений?
― Лиса, я не романтик и поступки романтические совершать не могу.
Мы как раз остановились у причала, когда я развернулась к Субботину и серьезно ответила.
― Учись, если я нужна тебе.
Развернулась и сошла с яхты.
Пусть думает что угодно, пусть делает что захочет. А я сейчас поеду в ближайшую клинику, удостоверюсь, что с моим ребенком все хорошо, а потом пойду на свидание. Имею полное право!
Подойдя к отелю, я улыбнулась от милой ситуации возле скамейки. На корточках сидел Михаил и мило кормил маленького котенка. И ладно бы малыш попивал из блюдца, так нет же! Михаил поил его с бутылочки!
― Добрый вечер, Михаил.
― Эстель? Добрый вечер, − улыбнулся он, поднимаясь во весь рост и нависая надо мной скалой.
― А что это у Вас здесь?
― Да вот, кто-то подбросил, наверное. Совсем маленький.
― Надо же. И как теперь быть? – котенок был совсем крошечный, но безумно милый.
― Заберу себе. Не выбрасывать же. Живой ведь.