- Ты ли мой суженый? - шепнула ему, приникнув губами к дверному полотну. - Зачем же заперли тебя, зачем пленили?..
- Разбойник я, панночка… разбойник нераскаянный, за то и заперли меня, за то и воли лишили… спаси меня, с ключом верни волю - навек твоим буду…
- Ты Черный атаман?
- Нестор я, сын Иванов… Мож, и атаманом стану, панночка, если спасешь, а не спасешь - вздернут меня высоко, и буду я между землей и небом, ни в аду, ни в раю… смилуйся, голубица, панночка белая, дай мне волю, дай ключ… Дай ключ, пока петухи не пропели… опоздаешь - так и утащат меня черти.
Саша, слушая его уговоры, точно сладкую песнь кота Баюна, вложила тяжелый ключ в замок, стала поворачивать - не получалось, пальцы скользили, а юноша со странным именем Нестор стонал, как израненный, точно не ключ в замке, а нож в ране поворачивался.
И вот справилась! Щелкнул замок. Медленно-медленно отворились двери церкви. Полился наружу яркий золотой свет, запах ладана и смолы, и на пороге, как на границе между мирами, возник темный силуэт…
Невысокий, но ладный, плечи широкие, на них волосы длинные падают, а лица - не рассмотреть, скрыто оно как в темном облаке.
- Покажись мне, суженый!
- Не можно, панночка… не время еще…
Протянул ей руку - ладонью вверх, и она, как завороженная, свою ладонь вложила, и пуще стала просить:
- Покажись мне, покажись!
- Не можно, панночка, не то напугаю до смерти. Нельзя мне тебе показываться прежде времени, не проси.
Голос ласковый, тихий, ладонь - твердая, шершавая, но касается нежно, и сам точно огнем полыхает, но не жжет - греет.
- Но как узнаю тебя, суженый? Где найду?
- В Кощеевом царстве, за рекою Смородиной…
- Но как попасть туда, суженый?
- До полдороги поезд довезет, полпути проспишь, а после - я сам тебя найду, суженая…
Только имя свое скажи, панночка ты моя белая.
- Крещена Александрой, дома Сашей зовут. Ты не забудь только… найди, раз обещал…
- Я тебя вовек не забуду, Сашенька. Тебе обручился. Но уж и ты меня не забудь.
...Снежный вихрь взвился до небес, стены церкви затряслись, и рука Саши, зажатая в руке атамана Нестора - суженого ей самою судьбой - налилась страшной, огненной болью… Она вскрикнула… Громко, оглушительно запел петух, и еще громче - хор, пронзительно завизжала вьюга, и чей-то голос крикнул:
- Беги! Беги, не оглядывайся!