— Господин... но зачем было пить солёную воду?
— Что? А... воду... один знакомый монах сказал, что во время
пьянки дьявол забирает из тела соль. Нужно восполнить.
— А капуста?
— Мне нравится капуста.
Они идут по узким улочкам, что ещё сохранили ночную прохладу и
прячутся в тени. Птицы щебечут в кронах оливы, стремясь распеться
до того, как солнце начнёт сжигать мир. С моря дует лёгкий ветерок,
приносит запахи водорослей и крики чаек. Серкано шагает, держась за
голову левой рукой, а правую безвольно вытянув вдоль тела. Шаркает
и часто останавливается.
Скворци семенит позади, периодически раскрывая рот, но не
решаясь отвлечь. У бедра похмельного гвардейца покачивается рапира
в заляпанных вином ножнах. На штанах также темнеют пятна не пойми
чего, а рубаха порвана на груди. Левый рукав почти отошёл от
плеча.
— Так собственно, что разузнал? — Промычал Серкано, привалившись
плечом к стене дома и глядя на виднеющийся впереди клочок моря.
Всего пара шагов и он окунётся в прохладную воду, смоет
греховную слабость. А потом можно полежать на песке, ожидая, когда
голова прояснится.
— Не так много, на самом деле. — Пролепетал Скворци. — Только
логово еретиков и имя их главаря. Господин, они в большинстве своём
пришлые люди. Для нас, коренных, как бельмо на глазу.
— А логово у них одно?
— О, вы зрите в корень! Нет, в известное мне они приходят
вечером каждый четверг.
— Ага... а сегодня...
— Пятница, господин.
Серкано издал звук страдальческий, то ли от упущенной
возможности, то ли от боли в голове. Осторожно отодвинулся от стены
и поковылял, теперь взявшись за голову обеими руками. Запустил
пальцы в волосы и со злобой зачесал. Похоже, вино пролилось и на
голову, пряди липкие и кожа чешется.
Вспомнив о чём-то, торопливо похлопал по штанам спереди и
широко, по-дурацки, улыбнулся. Застегнул ремень.
— Правда, тут такое дело, господин. — После длинной паузы сказал
Скворци и в голосе проступил торжественная уверенность. — Меня
поймали, когда я подслушивал их.
Серкано остановился, потирая виски, вновь привалился к стене.
Отчётливо слыша шаги позади. Каждый удар подошвы о древний камень
улица, отдаётся в черепе. Словно в кость забивают тупой гвоздь.
— Вот как... но ты ведь сбежал?
— Увы, — вздохнул Скворци, — но к счастью, они мне заплатили
золотом.
— Ого, малец, а ты и правда смышлёный. Выгоды не упустишь.