В машине вкусно пахло кофе и бургерами. Бессмертный велел ей
сесть вперед, сунул в руки пакет из макдака.
Поехали дальше.
— Фамилия у вас интересная — Бессмертный, — сказала девушка,
разрывая тягостное молчание. — Круто. Прям как в сказке. Кощей
Бессмертный.
— А ты еще не догадалась? — поднял брови К.А. — Я и есть тот
Кощей.
Страшно? Еще как. Елизавета сидела рядом с К.А. и умирала со
страха. Что ж ей так не везет-то? Опять на психа напоролась. Не
иначе, как есть оно, проклятье-то.
Байку о наследственном проклятье невезения в их семье любили. Ей
было очень легко оправдывать и семейные неудачи, и алкоголизм, и
лень. Мамка пьет — проклятье. Муж бьет — проклятье. Тетку Наташу
лишили родительских прав? Так это не она за детьми не смотрела,
водила хахалей и в жизни не убирала свой дом — это оно самое,
проклятье! Бабушка Елизаветы умерла от гангрены не потому, что
отказывалась принимать лекарства от диабета, да и вообще врачей
считала вредителями, а потому, что проклятье.
Надо думать, от Елизаветы все ожидали, что она не будет учиться,
начнет гулять — как мать как тетка. А как же — проклятье ведь!
Однако Лиза зубами вгрызлась в учёбу, пропадала в библиотеке, к
тринадцати годам перечитала все книги, которые смогла найти в
поселке. Постоянно побеждала в городских олимпиадах по химии,
биологии и математике, ездила в областной центр с научными работами
и докладами, выиграла несколько конкурсов. Деньги — а за победу
платили небольшие, но всё-таки деньги — копила, прятала в тайнике.
В убого обставленной старой квартире, никогда не видавшей ремонта,
у Елизаветы был свой угол, отгороженный ширмой с висящими тряпками.
Сколько себя она помнила, мать горько пила. И как только Лиза
научилась пользоваться электрической плитой, перестала хоть как-то
готовить и больше не думала о еде, но на неприкосновенности личного
пространства ее всегда клинило. В Лизин угол зайти никому больше не
разрешала, вещей ее не касалась, деньги (а Елизавета точно знала,
что она в курсе всех этих премий — учительница слила) искать не
пыталась.
Отец вообще Лизу замечал только тогда, когда жаждал дурь сорвать
хоть на ком-то. Ну и книги его откровенно бесили.
Думала Елизавета, что всем покажет, что нет никакого
проклятья.
А оно есть.
Кощей он, поглядите!
А ведь она сама к нему в машину и села!