– Он действительно пихается? – спросил я.
– Только когда рад или недоволен. Сейчас он спит.
Улыбнувшаяся Любослава накрыла мою ладонь своей, а щека доверчиво привалилась к моему вздрогнувшему плечу. – Ему хорошо. А вам, хозяин? – вдруг встрепенулась она.
Второй рукой я вернул ее лицо на плечо.
– Отдыхай. Мне тоже хорошо.
Некоторое время мы лежали, наслаждаясь маленьким отпуском из ада. Что я мог сделать для Любославы? Сейчас – ничего больше того, что делал. Можно попытаться поднять якорь, хотя одному это не по силам. Но даже если. Нас понесет течением в неизвестные края. Мне неизвестные, да, а ушкурники здесь как дома, и скоростной «Шнурок» настигнет в два счета. Не вариант.
Еще можно проковырять доски и пустить посудину ко дну, если станет совсем невмоготу. Пусть я не падальщик, но и нее падаль. «Врагу не сдается наш гордый Варяг»…
– Умеешь плавать? – спросил я.
– Плохо.
Девушка съежилась. Боится, что какую-то гадость придумаю для своего развлечения, или просто за ребенка боится? А мысль появилась такая: спуститься потихоньку за борт и – вплавь до ближайшего леса, где дать деру…
С беременной напарницей не побегаешь. И не поплаваешь. И вообще – не. Если смысл в безопасности ребенка, то на данный момент безопасней остаться здесь. Надежный пол, крепкие стены и вменяемый я рядом – самое большее, на что она может рассчитывать в сложившейся ситуации.
– Вас зовут Чапа, хозяин, если я правильно расслышала?
Я кивнул. В ее сознании это имя не ассоциируется с непутевым зятьком. Хорошо, но наводит на мысль, что она многого не знает о родственниках.
Словно подслушав, в разворошенную воронку памяти влетел второй снаряд:
– Можно поинтересоваться, откуда вы знаете нашу семью?
Ненавижу врать, тем не менее – надо. Правда подождет своего часа, пока не исчезнет прямая угроза нескольким жизням.
– Бывал в Зырянке гостем.
– Всех знаете, или только отца с Любой?
– Всех. Тебе не известно, где сейчас Елка, Постник, Урюпка, Фенька?
Голова на моем плече отрицательно мотнулась.
– Зырянка разграблена, многие убиты. О родственниках слухи не дошли. Надеюсь, что живы. – После судорожного всхлипа последовало тихое добавление: – Что хоть кто-то жив.
– Кто разграбил? – напрягся я.
– Убегайцы.
– А папы и конязь куда смотрели?!
– Конязь из-за чего-то повздорил с папами, начал готовить разборки, могла начаться смута… Подоспело известие о подходе имперской армии. Муж ушел в ополчение, их вместе со служивыми перебросили к границе. Все понимали: убегайцев оставлять в тылу опасно. Конязь распорядился выдать им оружие и тоже отправить на передовую. До боев не дошло – одни из спасизадов сразу перебежали к противнику, другие повернули оружие против нас. Вооруженные банды заполонили страну, творили, что хотели, многие деревни вроде Зырянки перестали существовать. Какой смысл воевать с империей, если твой дом горит? Конязь отправился восстанавливать порядок, а папы за его спиной договорились с дикими и сдали страну без боя. Многие не приняли позорный мир, в том числе мой муж. Ополчение разделилось на два лагеря. Одни поддерживали пап и подчинение па-хану, другие встали за свободу. Конязь со сторонниками оказался в меньшинстве. Его разбили, начались гонения. Муж выжил. Он успел забрать меня из дома, но скрыться не удалось. В дороге нас схватили. Его посадили на кол у меня на глазах.