Все имеющее для меня какую-то
ценность было уже убрано в карман. Остались только незначительные
мелочи. Осталось последнее. Рука потянулась к разговорнику:
– Карка, здравствуй.
– Федих?! – недовольно буркнула
старуха, моя кухарка, прачка, служанка и прочее-прочее-прочее на
протяжении многих десятков лет, потому и позволялось ей многое, за
что кто-то другой мог бы и умереть. Вообще-то я Федор. Федор
Михайлович, почти как Достоевский. Только Раевский, как генерал ¬–
герой войны 1812 года. Но здесь отчества не используются, да и
имени с фамилией таких нет, – Че надо?! Сам выходной дал!
– Рассаду заговариваешь? – хмыкнул
я.
– Не твое дело, – окрысилась бабка.
Неужели угадал?
– Не ерепенься, старая, – несмотря
на склочные характеры, отношения с Каркой у нас были дружеские, –
Мне тут уехать надо. Надолго.
– А я при чем? – ворчливо буркнула
старая, не дослушав.
– Не перебивай! – я добавил в голос
властности и Карка затихла, – Где сейф знаешь?
– Знаю, – обиженно ответила она.
– Ключ в столе, код запиши, –
дождавшись, когда она возьмет карандаш и бумагу, я продиктовал
цифры шифра, – Там документы на квартиру и особняк. На тебя уже
переписанные. У меня все равно никого нет. А у тебя дочка, внуки.
Пригодится. Кейл, – это мой заместитель, – В курсе. Если что
обращайся. Поможет. Но лучше не надо.
– Знаю, что не надо. Помирать буду,
ничего не попрошу у бандитов твоих, – завела она старую песню и,
вдруг, бабьей сутью своей почуяв неладное, запричитала, – Да как же
это! Федих, ты никак помирать собрался?
– Не дождетесь! – хмыкнул я, –
Сказал же, уехать надо. По делам. Надолго. А возраст у нас сама
знаешь. Все может быть. В общем, некогда мне. Давай, пока. Дочке с
внуками привет.
– Федих! – фу, чуть не оглушила.
– Ну, чего тебе еще?
– Ты вернешься? – жалобно, со
всхлипом спросила Карка.
– Нет, – и я положил трубку. Вот
из-за этого я ни с кем стараюсь не сходиться. Больно это. Даже
больнее чем умирать. Сердце давило все сильней и сильней. Попросил
водителя остановиться, и вышел из машины. В тонированных стеклах
отразился мужчина с жестким морщинистым лицом, прямой спиной и
густой седой шевелюрой зачесанной назад. Дорогой костюм, трость,
очки в золотой оправе. А лицо-то уже землисто серое. Совсем скоро
уже. Ничего. Уйти успею.
Через час люди, гуляющие по
столичной набережной, увидели, как благообразный богато одетый
старичок, неторопливо прохаживающийся вдоль реки, вдруг схватился
за грудь в области сердца. Никто не услышал выстрела снайпера.
Только увидели, как сквозь пальцы жертвы потекла, пачкая идеально
чистую брусчатку набережной, густая, ярко-алая кровь. Сделав
неуверенный шаг, мужчина вытянулся струной, неловко повернулся и,
перевалившись через парапет, мешком рухнул в воду. Никто не кинулся
ему на помощь, люди в панике разбегались, боясь стать жертвой
стрелка, и тело унесло стремительным течением. Теперь будет работа
спасателям да дознавателям.