— Где-то во времени, — прочитал я. —
Целиком никогда не слушал. Мне ранний «Мейден» не очень.
— Давай включай, ознакомимся.
— Хорошо.
Я извлёк кассету из кейса и вернул
его Бабаху. Магнитола была расположена под левой рукой, рядом с
разъёмом ключа зажигания. Причём прикручена она оказалась весьма
кустарным способом — при помощи водопроводных хомутов и проволоки.
Выходящий пучок проводков был кем-то бережно обмотан синей
изолентой и скрывался под приборной доской.
Кассета оказалась перемотана на самое
начало, и спустя несколько секунд тишины из динамиков грянули
первые квинтовые аккорды, сопровождаемые мелодическим вступлением.
Я немного послушал и решил, что с очень большой долей вероятности
сейчас вступит бас гитара, с традиционным галопом. Так и
произошло.
— Ладно, — согласно кивнул я. —
Давай-ка вокруг гаражей прокатимся, чтоб к педалям привыкнуть. Чёрт
его знает кому из нас и сколько придётся Боливаром управлять.
— Ага, — Володька, встав коленями на
пассажирские сидения, засунул голову в водительское пространство. —
Жми, не робей!
Я хмыкнул и врубил передачу. Боливар
радостно заурчал, когда я прибавил газу и послушно покатил вперёд,
освещая грязную дорогу между гаражами. Под колёсами захрустела
мёрзлая щебёнка. Этот характерный звук пробивался даже сквозь
задорный ритм мейденов.
Снегопад усиливался. Белых крупинок
стало намного больше. Они врывались в световое пятно фар подобно
рою безумных насекомых-самоубийц, со всей дури бьющихся о
землю.
Брюс Дикинсон начал петь. Я не особо
вслушивался в текст, решив лишний раз поупражняться в плавности
переключения передач. Впрочем, на самом деле всё внимание было
сосредоточенно на медальоне. Его невидимая ладонь настойчиво давила
на грудь, словно вынуждая вывернуть из гаражей на Меридиан и
помчаться в сторону Ленинского района, сквозь грязные пустыри и
заброшенные стройки каких-то боксов. Это было не удивительно, и мы
прекрасно знали почему.
Пока я двигался в нужном направлении,
давление было практически не ощутимым. Но стоило свернуть на другой
ряд, идущий параллельно нашему, и начать двигаться в обратную
сторону, как медальон тут же напомнил о себе. Это было очень
тонкое, но весьма навязчивое ощущение. Будто тихий голос шептал в
голове: «Нет, нет, не туда... Тебе совсем в другую сторону». И, для
большей убедительности, плавно придавливал грудину невидимой
ладонью.