— О, если бы ты был таким же упрямым идеалистом, как Брюс, то в
этих словах был бы резон. Вот только мы оба знаем, что ты гораздо
более прагматичен. И, в общем-то, тебе плевать на мир. Семья и
город Готэм как твоя вотчина, принадлежащая тебе по праву. Вот, что
тебя волнует. Я ведь прав, — с победной ухмылкой говорит он, — да и
слова твои лишь подтверждают мои наблюдения. Брюсу даже в голову не
пришло бы не то что прирезать, а и вовсе убивать кого-либо.
— Брюс это Брюс. Его не поменять, — говорю я, на что с
удивлением вижу, как Рас аль Гул вполне искренне вздыхает.
— Что верно, то верно, — говорит он и наконец-то садится, — я
предлагаю тебе сделку. Поскольку мы выяснили, что никаких претензий
ко мне у тебя нет, то ты вполне можешь выслушать меня, —
устраивается он в кресле и указывает на кровать, чтобы и я садился,
— у тебя два выхода, — начинает он, когда я сажусь, — либо
присоединиться к нам добровольно и иметь известную степень свободы.
Либо вновь стать безвольной куклой в моих руках. Сейчас ты
свободен, но это очень легко поменять. Один маленький ритуал и ты
вновь станешь бессловесным болванчиком. И если ты думаешь, что
сможешь сбежать от меня, то ты ошибаешься. Мир велик, но Лига Теней
достаточно могущественна, чтобы достать тебя даже из самых глухих
углов нашей планеты. По поводу того, зачем ты мне, — делает
неожиданный переход он, — мне нужен свой человек в Готэме. Тот, кто
будет держать руку на пульсе. Человек, обладающий широкими
полномочиями и возможностями. И это ты.
— Все равно не улавливаю логику, — говорю я. Интуиция
подсказывает, что Рас аль Гул заинтересован во мне. Иначе, он не
возился бы со мной. Вот только все, сказанное им, шито белыми
нитками.
— Логика здесь проста. Мне трудно это признать, но твой брат
оказался умнее меня. Нам, старикам, трудно признавать свои ошибки,
— с легкой горечью и иронией сказал он, смотря в никуда, — у Готэма
действительно есть шанс. Мне пришлось умереть, чтобы понять это.
Кроме того, ты можешь мне не верить, но я привязался к мальчишке.
Он — идиот, конечно, не понимающий жизни. Но он крепок духом. И
талантлив. Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы он был таким,
за исключением пары нюансов, — говорит он и ностальгически
вздыхает, — я хотел бы, чтобы ты его страховал. Ну и… сообщал мне
все то, что творится в твоем городе. Готэм слишком важное место,
чтобы оставлять его без присмотра, — произносит он, а я
задумываюсь. Предложение крайне необычное. И шестое чувство упорно
твердило мне, что здесь есть нечто гораздо большее, чем театральная
постановка, невольным зрителем которой я стал. Вот только что?
Ответа не было.