— Нет. Нам просто предложили… — запнулась, стыдясь своей безмозглости, — параллельно с выступлениями на сцене развлекать именитых гостей в отдельных комнатах. Конечно, я отказалась, — призналась тихо, подойдя к Гончарову. — Никто не согласился... Мне так жаль, Лёш. Простишь меня? Я не хотела ссориться. И ждать тебя буду, и письма писать буду и вообще, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Просто, в последнее время всё так навалилось, не знаю, что нашло на меня, — вскинув руки, обняла крепкую шею и прижалась к широкой груди. — Мамина болезнь, постоянные ссоры, контроль, действующий на нервы похлеще удавки. Я всего лишь хотела доказать, что тоже что-то могу.
— Дурочка ты моя, — выдохнул рвано, чувствуя, как стало жарко в паху. Лучше бы разомкнуть объятия, ограничив телесный контакт, но не так просто отстраниться, когда кровь хмельным солодом забродила по венам, распаляя нешуточное желание. До зубного скрежета захотелось приласкать, зацеловать, сорвать с губ хриплый стон. Они и раньше ласкались, даря друг другу наслаждение, но сегодня он как никогда боялся слететь с тормозов. — Никому ты ничего не должна доказывать. Я тоже виноват.
— Лёш, — Вика перехватила его руки, доверчиво заглядывая в глаза, — я хочу тебя, — покраснела, но взгляд не отвела. — А ты?
Она ещё спрашивала? Да будь его воля…
— Неужели не хочешь? — по-своему расценила его ступор, призывно облизав губы. — Тем более, так долго ждал.
— Хочу, — рывком отнял руки, сделав шаг назад, — но трогать не стану. Целый год впереди, мало ли. Это сейчас ты на кураже, под впечатлением, а завтра можешь и пожалеть.
— Думаешь, не дождусь? — поинтересовалась с плохо скрытой обидой. Что же, заслужила.
Возникшее молчание стало красноречивей любого ответа.
Вика снова сократила между ними расстояние, обхватив ладонями покрытые колючей щетиной щёки, и горячо заверила:
— Дождусь! Даже не сомневайся.
Вот тот долгожданный щелчок, сорвавший его с цепи. Пофиг на сомнения и тревоги. Хотел её до помешательства, до натянутых до предела мышц. Нужно быть полным идиотом, чтобы не отведать столь долгожданную сладость.
Жаркое дыхание девушки переплелось с его собственным. Набросился на соблазнительные изгибы со всей накопившейся за год жаждой. Целовал до боли, до припухлости губ, до тех пор, пока не запросила большего, обхватив мускулистые плечи.