Корпус проанализированных текстов составил 76 единиц, что соответствует следующим учетным единицам: 430 фоноабзацев, 2700 периодов, 9265 фраз. Данный материал представлен фонограммами авторского исполнения текстов Л. Толстого, М. Пришвина, Ю. Олеши, М. Ромма, В. Аксёнова, а также аудиозаписями текстов, полученных в результате эксперимента, для которого использовались целостные фрагменты повестей Л. Толстого, Н. Гоголя, А. Чехова.
В специальной литературе есть исчерпывающие обзоры по проблеме ритма [Харченко; Антипова 1986; Мирианашвили].
На XI Международном конгрессе фонетических наук в Таллине (1987 г.) в ряду других был проведен симпозиум «Ритм и метрика» под председательством А. М. Антиповой, которая избрана на этом Конгрессе в состав Постоянного совета Конгресса фонетических наук, что свидетельствует о престижности этой школы.
См., например, работы, выполненные на материале английского языка [Бурая; Немченко 1982].
Одним из аргументов в пользу автономности формы Л. Ельмслев считает, например, положение о том, что форма может манифестироваться в разной субстанции (звуковой, графической и пр.) [Ельмслев: с. 334].
Известно, что еще Я. К. Грот в статьях 1853–1860 гг. ставил своей целью выяснить, есть ли в русском языке возможность определить законы ударения или «они до такой степени неощутимы, неуловимы, что открыть их невозможно» (цит. по [Потебня]).
Автор настоящей книги стоит на позициях Московской фонологической школы, хотя и не ставит перед собой цели уложить концепцию русского прозаического ритма как фонетического явления строго и последовательно в рамки данного учения. В вопросах же перцептивной фонетики, статистических параметров звукового строя, акустических аспектов обращается к исследованиям представителей Ленинградской фонологической школы.
На необходимость различать понятия параметра речевого сигнала и просодического признака указывается, например, в книге [Чистович, Венцов, Гранстрем и др.: 92].
В самом деле, русский язык знает слоги – ta-, -at-, -tat-, где один звук является слоговым, а другие – неслоговыми. Но есть и слог – а-, где неслоговые элементы выражены нулем звука.
См.: «Разумеется, для звучащей речи логичнее было бы строить статистику фонетических слов, однако такими статистиками мы не располагаем, в то время как в литературе существуют статистики слов от пробела до пробела…» [Фонетика спонтанной речи: 220].
Эти следы могут, скорее, быть обнаружены в так называемых речевых ошибках, диалектных особенностях, намеренных отступлениях от просодических норм. Эта интересная и перспективная проблема, насколько нам известно, еще не поставлена в современном языкознании, хотя речевые ошибки уже были предметом исследования с другой точки зрения (cм., например, [Мурзин 1989: 5–14]. Нарушение структурных норм (таковыми, собственно, и являются нормы просодические в нашем понимании) Ю. М. Лотман назвал «важным средством информационной активизации структуры художественного текста» [1970: 352]. Думается, что это положение справедливо для текста как такового. Понятно, что зафиксировать то или иное нарушение можно, только имея представление о нормативных структурах, которые и манифестируются третьим признаком суперсегментной единицы.
Звук и фонема как лингвистический и перцептивный аспекты одного фонетического явления являются одной языковой сущностью.
Известно, что слог может состоять только из слогового звука. М. В. Панов вводит понятие диэремы как суперсегментной единицы, которая позволяет понять, как отсутствие одного из двух необходимых признаков (например, неслогового звука в слоге или безударного слога в такте) превращается в значимое отсутствие, компенсирующее недостающий признак. Диэрема выступает, по сути дела, как универсальный заменитель признака (см. об этом [Панов 1967]).