Седой позволил себе улыбнуться,
но Глебу не было смешно. Он вдруг понял, что все это серьезно и
куда серьезнее, чем происходящее на площади и вообще в
Анклаве.
– И почему я?
– Лотерея, – ответил Седой. –
Просто повезло.
Лежа в землянке в обнимку с
винтовкой, Глеб думал о везении и о том, хватит ли его на
возвращение в поселок. Знобило. Зудела под повязкой рука.
Оживали воспоминания.
Тогда Седой пропал на пару лет, и
Глеб уже начал думать, что примерещился ему тот разговор. И только
мир, медленно сходивший с ума, не позволял окончательно поверить в
собственное Глеба безумие.
А потом, когда паника вплотную
подобралась к городу, Глебу пришло письмо. Белый конверт с
логотипом «Формики» и типовой бланк-приказ явиться на пункт сбора.
Глеб и явился.
Пешком шел. Наверное, единственный,
кто направлялся к центру, а не от центра. Витебск бился в агонии.
Кипели яростью пробки и гудели машины машины. Витрины щерились
недовыбитыми стеклянными зубами. Спешили люди, волокли мешки и
чемоданы. А одна тетка в ситцевом платье и бигудях толкала садовую
тачку, доверху груженую пакетами с крупой. За теткой поспешал тощий
мужичонка с сумкой-тележкой в одной руке и газетой в другой. Мимо
Глеба он прошел на полусогнутых и газетой же заслонившись. Из
разбитого окна неслась музыка, а на проспекте Фрунзе горел
пятиэтажный дом. Пламя деловито облизывала стены, сквозь разломы в
крыше выкатывались клубы едкого дыма. Они сползали на асфальт и
зависали над землей бурым душным покрывалом. А люди слишком
спешили, чтобы обходить ядовитое облако. Они ныряли, зажимая носы и
закрывая рты носовыми платками.
Площадь Победы, зажатая меж двумя
мертвыми артериями транспортных магистралей, встретила гулом и
вонью задымленного, издыхающего города. А вот фонтаны работали.
Струи воды выплетали узоры, мигала подсветка, и безумный старик в
черном фраке играл на скрипке.
Хорошо играл.
Рядом стояла девушка в подвенечном
платье. Слушала. И пилила вены. Смычок-скальпель. Скальпель-смычок.
Синхронное скольжение и розовая вода в каменных чашах.
Эхо донесло грохот взрыва, и Глеб
побежал. Он боялся опоздать и навсегда остаться в этом безумии. К
ограде, опоясывавшей здание «Формики», пришел взмыленный. На КПП,
пока солдатик в мятом хэбэ проверял документы, Глеб пытался
отдышаться, из последних сил сдерживая кашель.