Я сел в кожаное кресло напротив, изобразив полную
заинтересованность и готовность сорваться с места по первой
же команде.
— Что это такое, знаешь? — шеф потряс перед моим носом
коричневой папочкой, сквозь которую просвечивали листы
бумаги.
— Знаю, Сан Саныч, — кивнул я. — Проекты договоров. Я сам
составил их на прошлой неделе и принес вам на рассмотрение. К
ним и записка сопроводительная прилагалась. Гарантированная
прибыль от сделки — тридцать, а то и сорок процентов. Я все
просчитал.
— Нет, Гусаров. Не все ты просчитал, — устало вздохнул
шеф. — Ты занимался арифметикой, а тут алгебра нужна,
дифференциальные уравнения, синус с косинусом и параллельные
прямые, пересекающиеся в несобственной точке.
— Сан Саныч, мне бы по-русски…
— По-русски, — шеф хрустнул пальцами. — По-русски покрыть
бы тебя матами в три слоя надо, но тебя ж не проймет, ты ведь у нас
не слюнтяй-интеллигент, спортом занимаешься, — он окинул мою
тренированную фигуру взглядом, не предвещающим ничего
хорошего, и неожиданно спросил: — У тебя какой рост?
— Метр девяносто, — опешив, произнес я.
— Вот видишь. Метр девяносто, вымахал оглоблей, а ума как у
дитя малого. Ты пословицу такую слышал: «не лезь поперед
батьки в пекло»?
Я кивнул.
— Ну так не лезь не в свое дело, Гусаров. Это я тебе как
начальник говорю, а как человек добавлю, что бабки в нашей
конторе платят за то, чтобы вы, сотрудники, делали только то,
что сказано. Инициатива у нас наказуема, причем не
исполнением, а штрафами. Ты ведь целую ораву в лучшем ресторане
кормил, поил, уговаривал. Так?
— Было дело.
— Все за свои денежки, разумеется.
— Конечно, Сан Саныч.
— Думал: заключу договорчики, комиссионные заимею.
— Как же без этого…
— А так. Не нужны нам эти договора, пускай даже с
сорокапроцентной прибылью. Не будет никаких комиссионных. Я
ведь предупреждал. Ты чем, кроме партизанщины занимался?
— Э… с «Инвест-сервисом» работал.
— Вот и работай с ними дальше. Закончишь, приходи, скажу,
что еще делать надо. Премии лишать тебя, Гусаров, на первый
раз не буду. Ты и так себя наказал счетами из ресторанов.
Можешь идти.
Я развернулся и грустно поплелся к выходу, однако голос шефа
развернул меня на сто восемьдесят градусов.
— Подожди, Гусаров. Это от меня, в качестве компенсации, —
Сан Саныч протянул белый конвертик. — Хороший ты парень.