«Стрелки часов, охраняя сон, остановятся».
Платон говорил, что время – это движущаяся вечность, и хотя кажется, что мы обречены непрестанно гоняться за ускользающим мгновением, иногда как будто бы краем глаза нам удается заглянуть «по ту сторону» времени. Это случается, когда мы видим будущее во сне, или когда, рассматривая прошлое, понимаем, что через все события будто прорисовывается некий узор. Будто есть скрытый замысел в том, что происходит.
«Динь дон – ветер окон, без перемен собственный плен…
Ты лишь снова грустишь, словно тюрьма ожидание одинокое».
Собственный плен самый страшный. Можно убежать из самой охраняемой тюрьмы, но от себя не убежишь никогда. Человек, замкнутый на себе, обречен на тотальное одиночество.
«Твой круг явится вдруг, пояс времен, сотканный лен…» Не знаю, что имел ввиду Толик. Мне кажется, что человеческую жизнь можно представить в виде некой спирали, круг за кругом приближающейся к месту окончательной развязки. Повторяются события, ситуации, но во всем есть некая динамика. Спираль устремлена вперед, как знак вопроса.
«На-наа-нааа-на-на», – дальше удивительная мелодия без слов снова и снова закручивается вокруг невидимого центра и кажется, еще чуть-чуть, и можно понять самое важное, после чего уже никогда не останешься прежним…
«Тик-так, время пришло. Веретено закружило нить, только продолжай…»
У Платона есть образ космического веретена, на котором ткутся судьбы. В каждой жизни есть путеводная нить, которая кружится по своим, ведомым только ей, законам. И человеку остается только наблюдать за этим кружением, разинув рот… Но самое удивительное, когда удается эту нить ухватить. Это момент Х, когда из жертвы судьбы человек превращается в ее автора. Оглядываясь назад, понимаешь, что причудливые узоры уже начали складываться сами собой и остается только развить тему. Жизнь превращается в картину, как только тот, кто наблюдает за ней, становится художником. Оказывается это, легко – вышивать судьбу, ведь нить кружиться сама – только продолжай…
Что-то подобное я пережил тогда, слушая песню Толика. А потом подбежал его пьяненький друг и решил покатать нас на такси.
– Толик, умоляю, спой любимую, – просил Саша.
– День в ночь, – снова и снова брал заветные аккорды Толик, а машина кружилась по городу, по балтрайону, эстакадному мосту, мимо Южного вокзала и все дальше, дальше в поющее знакомый и щемящий напев будущее, в мечту.