— А зачем мне теперь очки? — не понял
я.
— Ну, понимаешь… То, что ты без них,
очень бросается в глаза. А все, кто тебя знает, знают и то, что ты
ничего не видишь дальше своего носа. Возникнет много вопросов… Как
будешь объяснять?
— Не подумал.
Мы уставились друг на друга.
— Ты прав, — сдался я и схватил с
тумбочки очки. — Придётся надеть. Чёрт! Я теперь в них ничего не
вижу.
Я снял их и повертел в руках.
— Можно поменять стёкла, — предложил
Йорф. — На простые, не линзовые.
— А где?
Он снова взглянул на часы на стене.
Вычурные золочёные завитушки обрамляли непривычный циферблат с
множеством делений. Накануне я пересчитал деления и убедился, что
их тридцать семь. Время здесь считали минутами, каждая из которых
была чуть короче земной. Тридцать семь минут складывались в час;
тридцать семь часов — в сутки; тридцать семь дней — в месяц, каждый
из которых знаменовался ураганным полнолунием. Оставалось только
привыкнуть к этой сумасшедшей системе…
— Если поторопимся, успеем к
старику-алхимику в подземелье, — с энтузиазмом воскликнул Йорф.
Даже странно, что он с такой отзывчивостью отнёсся к моей проблеме.
— Он точно знает, что делать.
— Он хоть и двинутый, но талантливый и много делает для
академии, — пояснил Йорф, спускаясь по ступенькам. — А сюда, в
подземелье, его поселили, только потому что он из Багрового Озера.
Мерзавцы.
Само слово «подземелье» звучало,
конечно, зловеще, но на деле оказалось местечком весьма уютным,
хоть и странным. Ровный светлый кирпич на стенах, низкие белые
потолки, разнокалиберные светильники тут и там, заполняющие коридор
мягким тёплым светом…
— Гости! — хихикнул старческий голос
за дверью, куда только что постучал Йорф. Дверь бесшумно отворилась
и явила добродушную морщинистую физиономию. Маленькие выцветшие
глазки блеснули за овальными стёклами очков. — Милости прошу,
дорогие мои.
Я в недоумении проследовал за
хозяином и Йорфом в просторное помещение, заставленное шкафами,
стеллажами и столиками всех форм и размеров, на которых
громоздились книги, стопки исписанных или исчерченных листов,
склянки, бутыльки, баночки и неведомые приборы. Причём барахла
этого было столько, что не верилось, что всё оно могло принадлежать
всего одному человеку.
— Рад новой встрече, милые родичи! —
воскликнул старик, практически одновременно выливая содержимое
одной из бутылочек в подобие джезвы, водружая её на плитку и
щелчком разжигая огонь. — Как ваша матушка, господин Руто?