— Перестарались, идущий Ржак, —
сообщил учитель где-то за моей спиной. — Здесь нужна точность, в
том числе и в расчёте используемой силы. Попробуйте снова, без
прежнего напора.
Я успел остановиться в последний
момент — энергия, не нашедшая обещанного выхода, обожгла кончики
пальцев. Хорошо, что успел. Иначе бы снова зафигачил со всей силы и
неминуемо стал бы посмешищем — если даже драгоценному Ржаку делают
за подобное замечания.
Покосившись как можно незаметнее в
сторону последнего, я обнаружил его рассерженно взирающим на свой
деревянный брусок. Вместо аккуратных кусочков, какие
продемонстрировал нам твердящий в начале занятия, на каменной
столешнице лежали кривые, ощетинившиеся щепками обломки.
— Древесина — деликатный и упрямый
материал, — во всеуслышание заметил учитель, разглядывая результат
работы одного из Ржаковых дружков, не менее плачевный. — Точность,
только точность поможет вам её покорить.
Но какая может быть точность без
многочисленных тренировок, уныло добавил я про себя, примериваясь
пальцами к бруску. Снова придётся действовать наобум…
Я даже глаза прикрыл,
сосредотачиваясь, вслушиваясь в мерный ток алой жижи в собственных
сосудах. Заново прогнал горячую энергию по прежнему маршруту — но
уже медленнее, осторожнее. И выпустил с замысловатым движением
кисти, позволяя четырём невидимым голодным потокам впиться в сочную
мякоть дерева…
Вопреки моим опасением, передо мной
не оказалось ни невнятной непрорезанной мешанины, как у Йорфа, ни
искорёженных обрубков, как у Ржака. Четыре относительно ровных
брусочка лежали на каменной поверхности, чуть дымясь. Не идеально,
конечно — срезы все в заусенцах. Но…
Я поймал взгляд прохаживающегося по
залу твердящего и глазами указал ему на свою работу. Он подошёл,
внимательно её оглядел, почему-то покосился на Ржака — и… молча
пошёл дальше.
— Извините, господин твердящий, —
процедил я сквозь зубы. — Вы не хотите дать оценку моей попытке?
Или члены моей семьи уже утратили и эту привилегию?
Затравленный взгляд учителя,
сорвавшийся с губ Йорфа возглас, недоумённое неверие на лицах
прочих идущих доставили острое злорадное удовольствие. Отлично,
думал я, выслушивая сбивчивую похвалу твердящего. Отлично. Достало
уже притворяться бестолковым зашуганным очкариком.
— Что? — сердито осадил я Йорфа за
дверями класса, лишь только он попытался предъявить мне своё
недовольство. — Где я неправ? Знаешь, почему они все обращаются с
вашей семьёй… то есть, с