– Котенок, – поправил воевода и замолчал.
Сурово взирал он на прислужника. А как еще реагировать, когда
такое слышишь? Без всякого повода рубежника убить – преступление.
Воевода же есть слово и закон князя в этих землях. И говорить ему
такое – не только смело, но и глупо.
– Хист важный, очень, – продолжал Врановой. – За него любая
семья целое состояние отвалит. Либо можно в такие руки его отдать,
которые с пользой знание употребят. Подобный рубежник тебе всю
жизнь верен будет.
Шеремет понимал, что Врановой прав. Но закон нарушить – дело
серьезное. За подобное не посмотрят на выслуги, сошлют куда-нибудь
в Сестрорецк. С другой стороны… хист правда важный. Если в верных
руках окажется, все в выигрыше будут.
К тому же, новый рубежник на поклон к воеводе не пришел, в
«новую» семью будто бы и не врос. Потому всегда можно прикинуться
дураком. К примеру, сказать, что и не знали о нем.
– Не одобряю я таких разговоров, – насупился Шеремет. – К тому
же, не понимаю, как бы это сделать можно было.
– По-разному, – пожал плечами Врановой. – К примеру, новый
рубежник ни силы своей, ни опасности вокруг не знает. Может в
куриный ощупь попасть…
– Как кур в ощип, – машинально поправил Шеремет.
– И ранят его смертельно. Тогда кто-нибудь рядом и окажется,
чтобы хист забрать. Знаешь ведь, господин, как с хистом на руках
тяжело уходить?
Воевода знал. Говорят такие муки, которых никто не в силах
выдержать. Промысел не дает спокойно умереть, всю душу из тебя
выворачивает.
– И тогда бы получилось, что хист у нужного человека оказался, –
закончил Врановой.
Вообще, за сегодняшнюю беседу он свою месячную норму слов выдал.
Не любил чухонец говорить попусту. Что лишь свидетельствовало,
насколько тема важная. Шеремет и сам это понимал. Потому походил по
крохотному кабинету туда-сюда, а после ответил:
– Я смерти рубежника допустить не могу, – решительно сказал он.
– На то я здесь воеводой и поставлен. Найти надо того, кто хистом
завладел и ко мне доставить. Надеюсь, к тому времени с ним ничего
не случится. Было бы плохо, пропади такой хист. Арсеньевы на
подобный давно вид имели. Ты с ними поговори, скажи, чтобы с
поисками тебе помогли. Понял?
Врановой поклонился, не скрывая своего торжества. Еле заметная
улыбка на небритом лице смотрелась так же чужеродно, как угги на
ногах Шеремета. А когда чухонец ушел, воевода еще думал о
разговоре. Правильно ли сделал или поторопился?