― Говорю всем, – граф не смотрел на слуг, сидел, застывший,
глядя на стол перед собой. – С этого дня гостье запрещено покидать
свои покои без горничной. Так же ей запрещено появляться на кухне,
готовить еду или как-то прикасаться к продуктам и посуде. Ест она
только тут, при мне. И всех вас благодарю за то, что присмотрели за
ней и не дали умереть. Теперь завтрак. Теобальд, подавай. Нивэг,
если на кухне осталось что-то из её блюд, выбрось немедленно! Не
хочу, чтобы кто-то ещё отравился. Все свободны.
― Да, хозяин, всё выполню, – присела в кривобоком книксене
кухарка и победно глянула на меня, на топорной роже расплылась
довольная улыбка. Баба пошла к дверям, вещая лакею: – Знала, что
добром оно не кончится. Вот так вот верить чужакам. А они тебя
отравят, как мышь...
Слуги стали расходиться, а я сидела, словно меня содержимым
нужника окатили. Плакать не хотелось, но губы дрожали против
воли.
― Нивэг... – голос графа был негромкий, но у меня волосы
зашевелились. – Почему ты сказала про мышь? – мужчина впервые за
всё время посмотрел на служанку.
― Так... да к слову пришлось, – кухарка побледнела, поросячьи
глазки забегали, короткая, мощная шея совсем втянулась в плечи. – А
разве это был не амбарный яд?
― Почему ты так думаешь?
― Так...э... кто-то сказал...
― Кто? – граф повернулся к жене конюха. – Марта, ты поняла, от
какой отравы пострадала гостья?
― Нет, господин, – женщина тоже присела в поклоне. – Только
бедняжке так плохо было, что я и подумала на какой-то яд, и
снадобье сделала, но оно не помогло...
― Потому что от мышиного яда мало что помогает. Так что же из
вас сказал кухарке про амбарную отраву? – хозяин внимательно следил
глазами за слугами, но те отрицательно качали головами.
― Ну, Нивэг? Кто тебе сказал про яд?
Служанка побледнела ещё больше, а у меня перед глазами встала
сцена: яичница дожаривается, а у плиты стоит повариха, заглядывает
в сковороду, а руки-то у неё в кармане передника, словно прячут
что-то...
― А она подходила к плите, Ваше сиятельство! – выкрикнула Лиана.
– Госпожа Северина колбасы и сыры нарезала, а Нивэг у яичницы
крутилась! А до этого орала как безумная от ярости, что на её кухню
чужачку пустили. Она ненавидит госпожу Северину. Она всех
ненавидит!
Девушка раскраснелась, глаза сверкали праведным гневом.