Моего Равильку и на «Гнилое озеро» приглашали. Собеседовали, внушали, стращали… «Гнилое озеро» – это у нас значит месторасположение известных компетентных органов. Там они, на озёрной набережной, до сих пор располагаются. Правда, погорели разок, пожар напомнил им и всей их железной системе, что они всё-таки на земле нашей грешной от простых смертных мало чем отличаются. Булатова к себе до пожара таскали, когда они ещё непогрешимыми были. Но действия на него это не возымело. Упрям мой друг отроду. Только осторожнее стал с возрастом и молчаливее.
Времена нынче другие. Бери любое художественное изделие не хочу! И никакого запрета. Многих это остудило – и библиофилов, и меломанов… Неинтересно стало.
Недаром один наш великий острослов говорил: дефицит – движущая сила прогресса. Он имел в виду прогресс ещё того общества, в котором имел счастье жить и которое сам не пережил. Но в философском плане дефицит – нечто крайне редкое, остро не хватающее обществу – всегда останется чем-то безусловно передовым, лидирующим, уникальным, если, повторяю, говорить о нём не только с позиции торгового прилавка.
В своих книгах Булатов искал ответы на многочисленные вопросы, которые ставила перед ним жизнь. Быть может, не совсем обязательно ответы, но, во всяком случае, созвучные настроению и душе мысли – это точно. Однажды в домашней игре судья не засчитал две его верных шайбы в ворота противника. И «волки» тогда проиграли. Вечером мы сидели у него дома, и он как-то непроизвольно извлёк из стройного ряда книг совсем невзрачный томик, вроде бы даже наугад распахнул его и прочёл вслух:
Арбитр совпадает с палачом
Ещё интимней, чем замок с ключом…
Какие комментарии? Рой мыслей пронёсся в моей чугунной после штормового хоккея голове. Я всю эту судейскую несправедливость видел, орал там громче неистовствовавших трибун. Но тут, у него, промолчал. Бывало, он зачитывал мне небольшие отрезки текстов – то просвещал, то делился радостью новых книжных приобретений, а то выражал своё настроение или подкреплял мысль тем или иным стихотворением, тем или иным прозаическим куском. Я люблю его слушать, вести с ним неспешные беседы. Порой, когда мы бываем у меня в мастерской, я поддерживаю разговор, не выпуская из рук кисти и палитры. Он не обижается и не стесняется. Отвлекать не стесняется. Мы же друзья с детства. Правда, с перерывами. Вот и последний наш перерыв затянулся, пока не встретились на катке в парке. Поэтому порой и пишу о нём в прошедшем времени: зачитывал, говорил, делился…