Я улыбнулся. Ну, конечно! Он подумал, что разговор за дверью мог идти о нем! И как это я раньше не догадался?!
– Я подумал, а что, если Таня, вернувшись от меня утром, заглянула к своей соседке и рассказала ей о том, что между нами произошло? И они вместе стали думать, как меня наказать.
Он был как ребенок, честное слово! Такой неуверенный в себе, такой зажатый, напуганный! И надо же было ему еще попасть в квартиру с трупом!
– Да, я понимаю. Так о чем же они говорили, эти двое предполагаемых любовников?
– Она не соглашалась раздеться… – Вот здесь Игорь покраснел. – Вы не представляете себе, как мне стало неловко, что я оказался под дверью и, получается, подслушал такие интимные вещи!
– Да, вы действительно были чрезвычайно взволнованы, раз предположили, что ваша с Таней история окажется предметом разговора не только соседки, но и ее приятеля.
– Вы осуждаете меня?
В эту самую минуту мне позвонил Валя Ракитин. Я, держа в руке телефон, пожал плечами, думая о том, как не вовремя меня отвлекли от беседы с клиентом, и, извинившись перед ним, вышел на улицу. Падал мягкий, пушистый снег, воздух вокруг синел прямо на глазах. Пора уже было возвращаться в Москву.
– Слушаю тебя, Валентин.
– Ефим Борисович, думаю, что мы раскрыли это дело! – бодрым голосом сообщил мне следователь.
– Ты про убийство Соболева? Что, неужели суицид?
– Нет-нет, это убийство. Сто процентов. Это не телефонный разговор. Скажу только, что многие детали указывают на то, что он не собирался умирать. У него были далекоидущие планы на жизнь, невеста, на которой он собирался жениться. Кроме того, накануне смерти, примерно за сутки, он купил в кредит новый холодильник, микроволновую печку. Это я к тому, что с какой стати потенциальный самоубийца стал бы обустраивать свой быт. Но, главное, мы вычислили убийцу!
Ну вот и слава богу, подумал я, как вдруг услышал:
– Его фамилия Светлов. Игорь Светлов, музыкант. Камера засекла его, когда он входил в подъезд, где жил Вадим Соболев, и сняла то, как спустя четверть часа он вышел, покружил вокруг дома, явно не находя себе места, после чего сел в машину, которую оставил чуть дальше от дома, и уехал.
– Постой… Как? Ты точно уверен, что это он? – Я чуть было не выдал себя.
– Уверен. Соболев умер между половиной пятого и половиной шестого. В шестнадцать тридцать этот пианист вошел в подъезд, а в шестнадцать пятьдесят пять вышел. Наши опера уже поехали за ним домой. Сверим отпечатки пальцев, и, если окажется, что они принадлежат ему, все, считай, дело в шляпе!