Я старался всмотреться, но не верил своим глазам. Дальше вторым
планом вообще было сложно понять, что за хренотень творилась. Там,
словно тьма переставала быть персонифицированной, виднелись
какие-то непонятные отростки, перемычки, растянутые резиновые
соединения. Словно губка или горячий сыр, когда им посыпана
карбонара, и ты поднимаешь вилкой макаронину, а за ней тянется
сырный след. Бред какой-то!
Как сражаться с этим? Но ничего, разберусь. Не в первой
попадать. Меня смущало, что до этого пришлось драться с людьми.
Пусть с одержимыми или обращенными, но людьми. С ними всегда все
понятно: повелся на уговоры темной стороны – стал плохишом в маске
с нечищеным респиратором, выпил кровушки – и вот ты вампир, дохлый
и противный. А тут? Это как раз то, что предстояло мне выяснить в
первую очередь. Невозможно сражаться с тем, чего не понимаешь. Но я
знал одно. У любой тьмы всегда есть лицо. И оно, как правило,
человеческое. Вот это лицо мне и предстояло найти. И начистить ему
харю. Это ж надо такое с миром сотворить!
Я пришел сюда не просто так. Я пришел потому, что миру нужна
помощь. Он явно не хотел оказаться опутанным этим черным резиновым
сыром. А я, как обычно, получу свою награду. Профи – этот тот, кто
получает плату за свои услуги. И этому миру придется хорошенько
раскошелиться. Нет, не стоит думать, что кто-то абстрактный выдаст
мне чек, материализовавшийся из ничего. Но я всегда нахожу того,
кто платит. Нахожу виновника торжества и выставляю ему счет. Порой,
мне достаточно малости, а иногда плательщику приходится
постараться.
— Алексей! — раскатилось по залу и мне показалось, что все на
мгновение замерли. — Подойди.
Ага, батя голос подал. И сразу пошли приказы. Вот не люблю я,
когда так. А потому, задержался у окна еще ненадолго. Хлопнул по
плечу солдатика, что от неожиданности вздрогнул, и не спеша побрел
к центру. Выслушать отца я все равно собирался. Уверен, что у него
есть нужная мне информация.
— Слушаю, — чуть отстраненно произнес я, подойдя ближе к
бате.
— Ты, как всегда – себе на уме! Когда уже научишься дисциплине?
— уже тише, но все равно громко произнес тощий гигант, что стоял в
центре комнаты.
— Видимо, никогда, — усмехнулся я. — Хотел бы дисциплины, стал
солдатом.
— Мы и так все солдаты, — устало заявил отец, и мне стало его
даже немного жалко.