— Спасибо, — повторяет директор, когда работа по сбору папок и рассыпавшихся документов завершается, выпрямляется и кладет получившуюся стопку на край своего стола. Мне. Нужна. Эта. Папка. Она третья сверху. Блиин. — Ну, как твои успехи? — Князев чуть ослабляет галстук (сегодня он у него небесно-голубой, под цвет глаз) и проходит к своему месту. — Как настроение?
Настроение у меня как у пациентки психлечебницы в период обострения. Позавчера, вернувшись из комнаты Руслана, я полчаса сидела на полу, подперев дверь своей комнаты спиной, и глупо улыбалась. Вчера весь день хотела спрятаться под стол и никого не видеть. Костю избегала, подсознательно желая, чтобы он проявил настойчивость и подошел сам. Вернее, он-то подошел, но был мною же и отослан и больше не предпринимал попыток общаться. Потом я еще полдня думала, какая я дура. Потом хотела подойти сама и не подошла. В общем, таки да, дура еще та. Как там говорят, гормоны шалят?
Видимо, мой самоанализ затягивается, потому как собеседник деликатно покашливает, напоминая о своем присутствии. Да, Лера, ты дура.
— Настроение хорошее. Желания калечить сокурсников нет, — выдаю с улыбкой оптимистки.
— Вы помирились с Людой Аршанской?
Угу, обнялись и простили друг другу все грехи — как же.
— Скорее, устранили причину нашей размолвки, — говорю. Люда обиделась на Холостова и уже несколько дней даже не смотрит в его сторону. Так что да, у нас мир, дружба, жвачка. Вернее — полный взаимный игнор. Меня устраивает.
— Константин тоже говорил, что конфликт исчерпан, — благосклонно кивает Князев, не переставая доброжелательно улыбаться. А у меня при упоминании одного этого имени пульс ускоряется. — Я так понимаю, он помог вам преодолеть разногласия?
— Приложил руку, определенно, — заверяю.
Ко мне уж точно. Две. Черт, не краснеть!
— Лера, а скажи мне, — взгляд мужчины напротив становится совершенно пронзительным — до костей пробирает, — как ты думаешь, Константин Холостов справляется со своими обязанностями старосты группы?
Неужели все-таки покраснела, и он что-то заметил? Вроде бы нет. Но все равно напрягаюсь.
— Отлично справляется, — отвечаю. Тут дело не в моих симпатиях, я давно и искренне считаю, что Костя — отличный староста. Смотрю вопросительно. — А при чем тут Холостов? — выходит грубее, чем следовало, и я поспешно прикусываю язык.