Осматриваюсь: лампочка лопнула, стол в копоти. «Гуру» живой и даже не подпаленный, я, кстати, тоже, но в голове все еще противно звенит.
— М-да, — тянет староста. — Придется сознаваться завхозу.
Я удивилась бы, если бы он мог сам щелчком пальцев почистить такие следы. Ему тогда в Сурке делать бы было нечего.
— Я могу, — предлагаю, впрочем, без энтузиазма. Мне кажется, Семен Семеныч меня невзлюбил еще за кота.
— А-а, — Холостов отмахивается от моего предложения, как от назойливой мухи. — Забей. Сам с ним с утра поговорю.
— Защитник, — шепчу, отворачиваясь.
— Да расслабься ты уже. Я сам ступил — закинул в тебя слишком много. Тут же энергии — бери не хочу, непривычно, — и сенсеи ошибаются. Что приятно, но не настолько, чтобы скрасить ощущения после очередного провала и на сей раз пожарища. — Попробуешь еще раз?
В беседке воняет палеными деревом и полиролью. Зажимаю нос рукавом. Какое — пробовать? Может, он токсикоман?
— В другой раз, — обещаю, чувствуя, как кашель подбирается к горлу. — Пошли отсюда.
— А забавно получилось…
— Просто огнище, — огрызаюсь, выбираясь на воздух.
12. Глава 12
Воспоминание 45
28 апреля
Мог ли человек, лихо построивший теорию заговора и настолько уверившийся в ней, что поделился подозрениями вслух, забыть об этом только потому, что ему сказали: «Это бред»? Вот о чем я думаю, ковыряясь вилкой в тарелке с овощным салатом.
В столовой, как обычно, шумно. Ужины в Сурке всегда — самые активные приемы пищи. Казалось бы, после занятий с утра до вечера учащимся стоило бы устать. Но нет, утром все сонные, в обед только раскачиваются, а к вечеру начинают общаться так, что в ушах стоит звон.
Сижу у края стола, нарушаю всякий этикет, водрузив локоть на столешницу и подперев кулаком щеку. Руслан — как раз напротив. Устроился в компании Полины-не-Поли и что-то ей втолковывает, активно жестикулируя; улыбается. Полина улыбается в ответ, что-то возражает, а иногда согласно кивает. Не похоже, чтобы Рус делился с ней своей теорией о Змее Горыныче. Отпустило или затаился?
— Серьезно? — вздрагиваю от неожиданно прозвучавшего над ухом голоса. Поворачиваюсь к Янке, чтобы понять, что она имеет в виду; прослеживаю направление ее взгляда и хмурюсь. — Серьезно? — повторяет милитари-гёрл, убедившись в том, что завладела моим вниманием. — Любимов? Вот уж не ожидала, что он в твоем вкусе.