Потом настроение сменилось: Дрей почувствовал чужое присутствие. Разговоры тут же забылись. Шир заломал молодую березу и гулко колотил ее стволом по тринейре как по колоколу, орал, чтобы чужак выходил. Конечно, никто не вышел, но им ещё долго отовсюду чудились запахи и тени, а кроны деревьев шумели под ветром угрожающе и недовольно. Дрей долго бегал по лесу, держа наготове топор, но так и не нашел ни чужаков, ни следов их присутствия, сколько ни кружил по лесу. Шир уже храпел, когда ближе к рассвету Дрею вздумалось влезть на гигантскую тринейру, и он даже влез, хотя высоту недолюбливал. Солнце вставало, озаряло небо и лес нежно, по-утреннему, Дрей свистел ему, хлопал по рыжему стволу и орал, что ему плевать, насколько он хороший, что он не вовсе слишком хороший, а вот день — лучший, точно лучший и у него еще будет много таких дней, никто для этого не нужен. И это хорошо.
Когда успокоился, молча смотрел на солнце. Тринейры возвышались над простыми деревьями как великаны над травой. Поднимаясь все выше, солнце стало теплым, розово-оранжевым и подсветило собой весь лес. На несколько минут небо вдруг обрело цвет сирени, розовый и сирень смешались, перетекая друг в друга, поражая сердце такой пронзительной красотой, что глазам не верилось. Дрею захотелось поделиться, показать.
— Шир! — крикнул он. — Смотри какая тут... Красотень, брат!
Но Шир приземленно храпел, матюгнувшись сквозь сон. Больше не пытаясь подозвать друга, Дрей смотрел вдаль. Красоту никто кроме него не видел, не смотрел, делиться было не с кем и от этого внутри него потянулась и затренькала знакомая тоскливая струна. Она тренькала не так уж часто, но звучала годами и стала привычной как кожа. Дрей уже знал, что нет такой души, которая будет такой же, как он; которая будет подходить к нему с ног до головы, сочетаться полностью, до донышка. Где-то обязательно не совпадет. Вот Таор — хорош, прикроет спину и позубоскалить с ним можно, но порой нечувствительный как бревно, не понимающий, грубый. Не все с ним можно разделить. С женщиной и подавно не все разделишь: тут скрывай, там выпячивай, об этом вообще не говори, а иногда хочется не скрывать и не выпячивать, а просто...
Сирень сползла с неба и Дрей, откинул философию. Тоже пополз вниз.