– Нет… Нет… Нет… Как же так… Не успел… – едва слышно пробормотал
дрожащими губами калека, не обращая никакого внимания на
устранителя и не сводя взора с горсти пепла. – Глупцы… какие же вы
глупцы… И я... старый дурак...
Складывалось впечатление, что вся жизнь сошла с лица старика
после сказанного и увиденного, а из-за нахлынувшего на него неверия
и бессилия на того было жалко смотреть.
Рот Леонарда уже открылся, чтобы отдать приказ, но язык попросту
застрял в глотке. В этот самый момент лавина чужеродного давления и
злобы распространилась по всему холлу. Старик стал эпицентром
чужеродной силы, а все бойцы окаменели, не в силах двинуть ни
единым мускулом из-за подавляющего и необузданного могущества.
Устранителям только и оставалось, что с выпученными от ужаса
глазами наблюдать за действиями калеки. Сделав несколько
неуверенных шагов на пошатывающихся ногах, тот присел на колени
перед тлеющей золой и несколько долгих секунд растерянно смотрел
перед собой, а затем в какой-то неопределенный миг он медленно и с
благоговейным трепетом коснулся цепочки медальона на своей шее.
Медальон был единственной вещью, с которой Бетал не расставался
и носил на протяжении долгих лет. Дарованный предмет дождался своей
минуты. Но видят предки, для всех было бы лучше, чтобы данный день
никогда не наступил.
– Если этот пепел всё, что осталось от юного господина, то
смерть покажется вам не пыткой, а избавлением от мук, – опустошенно
и мало разборчиво пробормотал старик, рукой прижимая медальон к
груди и прикрывая раскрасневшиеся веки. – Ведь вы, насекомые,
попросту не поняли, какую катастрофу посмели пробудить… Когда
он явится сюда, то ни вам, ни вашему синдикату, ни вашему
миру и уж точно не мне не сыскать прощения…
Не пошевельнуться…
Не оглянуться…
Не вдохнуть живительного воздуха…
Получалось только беззвучно кричать…
Испепеляющую боль я ощущал каждой клеточкой организма даже после
провала в бездонную пустоту. Неизвестная сила сгустившегося сумрака
сковала ужасающими путами всё тело, либо же то, что от него теперь
осталось, а мерзкая и отвратная вонь собственной тлеющей плоти
стала извечным спутником наравне с неутихающими мучениями.
Складывалось впечатление, что в бесконечном мраке я провёл не один
десяток лет, если не столетий, но организм отчетливо твердил, что
миновало всего-навсего несколько томительных мгновений.