– Архаика?.. – задумчиво вопросил тот, и впервые с начала
схватки внимательно оглядел меня с ног до головы. – Откуда такой
плебей как ты, знает язык знатных? Он известен немногим. Из какого
ты дома? Почему до сих пор жив?
Архаика? Это еще что за хренотень? Твою собачью жизнь! Снова
вопросы… Много вопросов… Терпеть их не могу!
Адреналин струился по венам просто запредельными порциями,
сердце стучало, словно после марш-броска, а шум крови в ушах сбивал
со здравых мыслей.
– Дай… Мне… Уйти… – повторил четко я, сдерживая эмоции
из последних сил и медленно поднимая на него раскрасневшиеся глаза.
– Если… хочешь… жить…
– Оглянись по сторонам! – заливисто рассмеялся юнец. – Ты мне
угрожаешь в такой ситуации, так еще и не желаешь отвечать. К тому
же использовать архаику имеет право только высшая знать, –
презрительно прошипел он, словно получил от меня пощечину, попутно
с этим медленно вынимая ножи из перевязи на плече. – Вижу, законы
для тебя не писаны, аххес. Но раз ты находишься среди такого
сброда, то значит дом тебя списал. Странно, что не убили и
позволили жить. Но тебе же хуже. Голубокровных я еще не убивал, –
осклабился злорадно он. – Думаю, отец обрадуется, если я принесу
ему голову благородного. И плевать, что ты ниспадший. Теперь же…
просто сдохни!
Первыми в ход пошли метательные ножи, а следом рванул в сторону
и их хозяин. Нас разделяло около пяти метров. Пройдет не больше
секунды и парень вновь обратится вихрем, но…
Да, в случае со мной, всегда есть то самое «но». Слова сопляка
стали последней каплей.
– У тебя имелся шанс, недоносок, – холодно прошелестел
я, отдаваясь во власть негативных чувств, между делом ослабляя своё
влияние над ними. – Отныне ты его утратил…
– Пустое бахвальство! – задорно рассмеялся мальчишка, поддавшись
боевому куражу. – Отдай мне свою голову…
Зачастую эмоции являлись моей величайшей слабостью с проклятием,
но порой оборачивались благословением. Чем сильнее я ослаблял
эмоциональный клин, тем быстрее росли физические возможности. А
из-за навалившегося напряжения и непонимания происходящего тот
самый клин еле сдерживал разгорающееся в душе буйное пламя десятка
различных чувств, что я испытывал в данный момент.
Впадая в состояния неистовства, я зачастую плохо себя
контролировал. Любые чувства обнажают во мне лишь инстинкты.
Однажды я уже поддался злобе и горечи. За тот поступок я
расплачивался на протяжении тринадцати сраных лет перед синдикатом.
Клин я тренировал именно для того, чтобы держать себя в узде.
Сдерживать собственные силы. Сдерживать бурлящую кровь. Стыдно
признаться, но чаще всего я сражался в треть или в пол силы.
Разумеется, случай в отеле исключение. За такую глупость и
поплатился, наверное.