Из труб поднимались тонкие струйки дыма. Пахло вкусно едой. Хлебом. Кашей. Волчица облизнулась и сглотнула подступившую слюну. Вот бы сейчас тарелку каши… Мечтательно прищурилась. Но нельзя! А то без шкуры можно остаться.
Калитка крайнего двора скрипнула и распахнулась. Хлипкая конструкция перекосилась и свисла на одну сторону. Со двора спиной вперед выдвинулась укутанная фигура. Как странно ходят эти люди, разве это удобно? По движениям и осанке, сгорбленной тяжестью прожитых лет, Бёрк определила, что это пожилая особь. И покашливала она характерно, и бормотала столетним голосом. Бабушка. Бёрк смогла рассмотреть даже край ее лица — совсем немного сморщенной кожи, не прикрытой низко надвинутым пуховым платком. Ничего необычного. Бледная, желтоватая, совсем как у Адуляра.
Ступавшая задом наперёд бабка тянула на веревке упрямо упиравшуюся скотину непривычной наружности, похожую на… козу? Только здоровенную, размером с двухмесячного теленка. Бёрк присмотрелась. Татимировы козы были… как козы. Черно-белые, подЖар-городые, шустрые. Много мельче. Шерсть торчком, знатные закрученные рога. Всегда начеку, всегда готовы шкодить и пакостить. А эта? Серенькая. Даже серебристая, мех как драгоценный. Помнится, у Татимира был подобный воротник. Денег стоил немалых.
— Выделан из голубой норки. Вот! — гордо хвалился харчевник. — В наших лесах такого зверя не встретишь. Заморский.
— А почему голубой? — не прониклась уважением Бёрк. — Серый. Зачем врать? Как ни назови, серый он серый и есть. Или норка ваша постирана? Полиняла, что ли?
Ох как взбесился тогда Татим! Раскричался, обозвал невеждой. Даже кинул в нее чем-то. Глядя сейчас на упрямившуюся животинку, Бёрк вспомнила дорогой воротник. Вот такая же гладенькая и мягкая была шкурка. Может, так выглядела в живом виде эта диковинная норка? Или все-таки коза? По строению тела скотинка очень походила на крупную козу, но с толку сбивало отсутствие рогов и длинные уши. Очень длинные, не уши прямо, а косы. Мягкие, на солнышке полупрозрачные, розовенькие. Может, редкая козья порода?
— Да иди ты! — замахнулась старуха на упрямицу. — Уперлась. Не на убой ведут, на пастбище. — Бабка не злилась.
В этом году животное впервые выводили на выпас, потому она и пугалась.
— Ме-е-е-е, — оправдываясь, ответила скотина.