— Нужно перезванивать маме, особенно если она с девочками.
— Знаю! — Резко.
Он тоже чувствует свою вину. Меня могло не оказаться рядом.
— Чем бы ты ни занимался, — выдыхаю я с ревностью, не в силах её контролировать.
Главное, не думать, не представлять. Он имеет право, мы в разводе, он свободный, молодой, обеспеченный, красивый. О таком мечтает каждая вторая женщина. Я просто не буду об этом думать. Смогу. Сама виновата, не надо было оставлять его одного, не надо было дарить его другим женщинам. Не надо было уезжать… Ну почему он просто не дал мне шанса самореализоваться, почему? Слёзы подступают к горлу, я их глотаю, нельзя представать перед ним в ещё более жалком виде. Хватит того, что я выгляжу, как женщина, пересëкшая границу в фуре и подтвердившая статус беженки. Люблю его, а потому — выдержу, справлюсь, вытерплю. Ради семьи, ради детей. Ради единственного в моей жизни мужчины. Просто верну его обратно. Любовь никуда не испаряется, если она настоящая. У нас была очень сильная любовь. Она живёт, надо просто дать ей воскреснуть.
— Ты не в том положении, Варь, чтобы указывать мне, — сухо цедит Макар.
Отворачиваюсь к окну. Не могу смотреть на бывшего, особенно в тот момент, когда он вспоминает, чем занимался в ту ночь, а ещё разговаривает со мной таким тоном, будто ежа проглотил. Но это его «Варь»! Мое короткое имя не остается для меня незамеченным, оно ближе, чем Варвара. И уж, конечно, лучше, чем бескультурное «эта», как он любит называть меня при матери.
Когда мы только познакомились, я была зажигалкой. Я ведь не зря мечтала стать актрисой, а Макар, он будто потушил меня. Жестоко. Хладнокровно. Расчётливо. Много ночей подряд мне снился суд, я научилась жить с этим, вычеркнула из памяти, выкинула из головы его темный, непроницаемый взгляд. Меня захлëстывало чувство вины, и я будто поникла.
В отражении зеркала видно, что он ведет машину, периодически поворачиваясь и зачем-то меня осматривая. Он щурится при этом, как будто что-то для себя решая. А мне сейчас просто нравится в его машине. Здесь столько всего говорит о Макаре. И ёлочка эта, прикрепленная к зеркалу, и брошенная сзади ветровка. И несколько открытых бутылок воды, распиханных по углам. Он всегда так делал — не допив одну, открывал следующую.
— Я не жила ни с какими мужиками в Москве, просто училась и трудилась в театре, снималась, — тихо говорю, разглядывая тёмную улицу, — и тем более не собираюсь делать что-то такое здесь. Я живу у сестры, с её семьёй.