— Идём, здесь близко.
Спустился по лестнице и уже почти дошёл до двери подъезда, когда его окликнул хриплый мужской голос:
— Рэджи? Ты что, кота притащил?
— Добрый вечер, дядя Френк, — вжал голову в плечи Эр Джей, медленно обернулся и натянул улыбку: — Как дела?
Толстый седой негр в растянутых штанах и майке неуклюже спустился на пару ступенек, подслеповато прищурился и вздохнул:
— Ты притащил кота… м-да. Говорил я Мередит, что одним охламоном дело не ограничится. Хорошо, хоть не собаку. — Мужчина спустился ещё на пару ступенек, подошёл ближе, наклонился к котёнку, которого Эр Джей автоматически прижал к себе посильнее, на всякий случай. С удивлением заметил, как дядя расплывается в глуповатой умильной улыбке: — Хорошенький. Белый, правда, ну да хрен с ним. Смотри только чтоб не гадил в подъезде. И купи ему ошейник, а то стащат, тут полно уродов, даже сожрать могут. Смотри за ним, короче. Хорошенький.
У Эр Джея потихоньку отпадала челюсть, дядя Френк неловко погладил котёнка по голове одним пальцем, вздохнул и пошёл обратно, с трудом преодолел четыре ступеньки и ещё раз обернулся у двери своей квартиры, как-то странно посмотрел на котёнка и изобразил ладонью неуверенный жест, который можно было понимать и как «пока» и как «хрен с тобой».
За ним закрылась дверь, Эр Джей подобрал челюсть, с охреневшим видом посмотрел на кота и прошептал:
— Белоснежка, ты тоже это видел?
— Мр? — кот выглядел невинным и слегка удивлённым, Эр Джей усмехнулся, разворачиваясь к выходу:
— Это ты просто не в курсе. Дядя Френк терпеть не может животных, особенно кошек, его в детстве какая-то неведомая пушистая фигня покусала, он этого не помнит, но травма осталась. Я не знаю, что с ним только что было, но ты держись от него подальше, мелкий, серьёзно. Он из тех, кто пинает собак и обливает кипятком кошек, и если он унюхает в подъезде кошачью ссанину, он даже не придёт ко мне чинить разборки, он сразу в службу отлова бездомных позвонит, и в полицию, и ещё хрен знает куда… Чёрт! — он так заболтался с котом, что умудрился споткнуться о торчащую из земли арматурину, которая когда-то была оградой клумбы, пока её на металл кто-то не спилил.
Эр Джей потёр пострадавшую ногу о целую, осмотрелся, недовольно отмечая, что свет во дворе так и не починили, вздохнул и похромал к мерцающему за углом калейдоскопу витрин. Внутри нарастало раздражение, которое он давно и успешно подавлял волнами нарочитого оптимизма, но почему-то именно сейчас, в грязных сумерках окраины мегаполиса, это раздражение его поймало и рвануло на нём хлипкие одежды позитива, обнажая латаное нутро — всё плохо, хватит себе врать.