— Мне кажется, что я знаю откуда могли взяться те бумаги у
Колесникова.
— Да? - удивлённо спросил Полухин, - и откуда же?
— Понимаете, - начал объяснять я, - когда работаешь с
миллиметровой бумагой, нельзя ошибаться и проводить линию
рейсфедером надо там где надо. Миллиметровка не терпит ошибок.
Тушь, с её поверхности, невозможно оттереть, если поставил кляксу
или прямую не там провёл. Так получилось, что я несколько раз
ошибся и два листа запорол. Я их не выкинул, а убрал в ящик
письменного стола. На черновики сойдёт, а может и для маленького
чертежа пригодится. Думаю, что эти листы с незаконченными
маршрутными картами, кто-то каким-то образом смог вытащить,
незаметно для меня. А там дело техники. Перерисовать, если есть
желание, труда не составит.
— То есть, - спросил следователь, - это всё-таки твои листы? А
ты нам сейчас голову морочишь!
— Да, нет же! - воскликнул я, с упрёком, - основная тема моя,
подтверждаю! Может и миллиметровка тоже из моей стопки. Не знаю.
Но, вот эти материалы, которые указаны в бумагах, ничего общего с
моей технологией не имеют. Я же вам показывал оригиналы!
— Зачем это нужно было делать? - удивился Полухин, - если кто-то
хотел присвоить ваше изобретение, то какой смысл менять
ингредиенты?
— Не знаю, Станислав Петрович, - я сделал вид, что задумался и
медленно, как бы сомневаясь ответил, - но, могу предположить, что
это было сделано намеренно. Правда, непонятно с какой целью.
Кстати, можно позвонить в Калугу и кому-нибудь поручить проверить
ящик моего письменного стола. Тогда всё станет ясно. Если
испорченных документов на месте не будет, то моё предположение
верно. В противном случае нужно будет искать другую версию того,
что произошло.
В общем - следователь уцепился за моё предположение. Можно даже
сказать, что процесс расследования получил ощутимый пинок. Больше
не было никаких очных ставок и долгих допросов. Был один звонок в
Калугу. Мне разрешили, в присутствии следователя, связаться с
линейным отделом милиции в Калуге. Когда я дозвонился, то Собкин
всё понял и подтвердил, что готов помочь. Потом Полухин с ним ещё
долго разговаривал. О чём - не знаю. Меня выставили из кабинета. Но
и так стало понятно, что дело сдвинулось с мёртвой точки. Стоило
только посмотреть, на сияющее лицо Станислава Петровича и всё
становилось ясно. Меня если и вызывали на разговор, то только чтобы
уточнить какие-то детали. А иногда, Полухин, сам не чурался прийти
в мою камеру - некоторые подробности записать или факты
сопоставить. Слава богу, что я не курю, а то камера провоняла бы
табачищем. Следовать курил, как в последний раз - жадно и часто.
Вот нафига люди сами себя травят? По мне так лучше пирожок
какой-нибудь скушать. Вкуснее и полезнее намного. Выйду на волю,
сразу к Крапивину направлюсь. Одежду отстирывать от этого
запаха.